– Жестокое время, проведённое в напрасных трудах и бессмысленных войнах, полное невежества и мракобесия.
– А если по-другому? Благословенный век трудолюбивых землепашцев, благородных рыцарей, горделивых замков и процветающих городов, осенённый защитой Господа, не в последнюю очередь благодаря его ставленникам на земле.
– Не подозревал, что вы романтик, – сухо заметил учитель.
– Напротив, это про вас. Я же догадываюсь, куда всё катится.
– А я склонен думать: в один прекрасный день замки и дворцы откроются для всех. Скажем, приютят детей, осиротевших в развязанных их хозяевами войнах.
– Мечтайте! Если такое когда-нибудь и случится, то, уверяю, продлится недолго. Во все века роскошь – удел избранных. Иначе зачем она, если не порождает завистников, побуждая тех всячески пакостить.
– И в чём смысл?
– Правда ваша, чаще всего – никакого, – согласился пилигрим. – Как и в прочих сторонах бытия. Но отсутствие смысла не исключает правил. И это одно из основополагающих…
– Любопытно! Где они сформулированы?.. Кем?..
– Никто особо не утруждался. Мудрецам и философам интересней всех запутать, чем облечь в чёткие формы очевидные законы сущего.
– О! Сами постигли? И сколько их? Каковы остальные?
– Пожалуйста! – проигнорировал учительскую иронию Посланник. – Мир держится на трёх «добродетелях» – Алчность, Зависть и Страх. Их равновесие залог существования. Но если одна ослабнет, или, наоборот, возобладает над остальными – он зашатается, как колченогий табурет, и в конце концов опрокинется. Желаете, чтоб на каждой остановился подробнее? Извольте. Алчность – стяжание себе всевозможных благ: богатства, удовольствий, славы, впечатлений, вдохновения, переживаний… Приходит с первым вдохом, заставляет утолять жажду, принимать пищу, удовлетворять любопытство, похоть и так далее… Зависть – назовём так, хотя и это слово не совсем точно отражает суть. Но ничего более подходящего не идёт на ум. Желание чтобы было не только, и не столько хорошо, а лучше чем другим. Или им – хуже, чем тебе. Что в общем-то одно и то же. Основа конкуренции, вечной борьбы, стремления к иерархии и занять в ней местечко повыше, венцом чего являются бунты и войны, из которых складывается история. Страх – пожалуй, самый рациональный из троицы. Велит повиноваться и служить не только собственным капризам. Уберегает как от губительного бездействия, так и от излишней суеты. Наименее вреден для окружающих и мира. Спрашивайте, если, по-вашему, упустил что-то, чем необходимо дополнить перечень.
– Тяга к познанию?
– Вы невнимательно слушали. Алчность! Разумеется, не без зависти к её объекту.
– Жалость?
– Станете жалеть того, кому лучше вас? То-то!
– Месть? – входил в азарт Фридрих.
– Один заставил другого страдать, сам при этом не понеся убытка, либо наслаждаясь. Что первый к нему испытывает?
– Жажда справедливости?
– Та же зависть, просто вывернутая наизнанку. И то не всегда. Чужие незаслуженные пряники её поборниками воспринимаются болезненней кнута. Для себя же те видят справедливым мир – в котором живёшь лучше всех, и при этом не беспокоят ни страх, ни совесть, если кто-то чувствует разницу.
– Кстати, что скажете о ней? – подхватил учитель. – Одному из чувствующих.
– Её себе придумали, отчего-то стыдясь называть настоящим именем. Очень смело! Но дела не меняет. Обличья пытаются изобразить разными, но суть одна.
На память пришла фраза Йозефа насчёт оборотня, являвшегося Тому. Получилось, они с пилигримом сходятся? А сам?
– Природа стыда и вовсе не нуждается в объяснениях, – добавил собеседник. Фридрих не стал ему возражать, перейдя к следующему:
– Царица пороков – лень?
– Проистекает из смеси страха и жадности. Боязнь потратить больше, чем обретёшь, в большинстве случаев обоснованная.