– Что хотите этим сказать?
– Разумеется, я не собираюсь ставить под сомнение мастерство палача. Просто обращаю внимание на ещё одну в цепи странных деталей.
– На то они и цыгане, чтобы им нельзя было верить.
– Да, ваша честь. Но не палачу. То клеймо перестали использовать лет сорок назад. Будучи ещё помощником, он видел его среди списанного инвентаря, но сам уже не применял.
– Вы сказали – таким же.
– Имел в виду – похожим. Так что данный случай, скорее, исключение, и черномазые карги не соврали.
– Свидетельница, вы лечили подсудимой ожог какими-нибудь снадобьями? – обратился судья к старушке.
– Я не знала, что это запрещено…
– Вот вам и объяснение.
– Мне оно не кажется убедительным, – скривил гладкую физиономию пастор. – Но, раз суд настаивает, опустим сей момент. Добавлю только, что в результате селяне даже не подозревали о прошлом своей новоявленной соседки, доверяя той имущество, от которого зависит жизнь и благополучие. Кто теперь поручится, что на молоко, мясо и шерсть не наложена порча? И ответьте, в чём смысл такого правосудия?! Не в том ли, чтобы, прикрываясь гуманностью, просто избавить себя от ответственности?!
– Позвольте вам заметить, – еле сдержался судья, – вынесенный ранее приговор не имеет отношения к рассматриваемому делу, и лично я не вижу никаких причин подвергать его сомнению. В конце заседания вам ещё представится возможность блеснуть красноречием. А сейчас не уместнее ли было б вернуться к опросу свидетеля?
– Разумеется, ваша честь. Перейдём к более свежим событиям. Свидетельница, помните, когда обвиняемая возвратилась с праздника?
– Я спала, она всегда приходит очень тихо. Дверные петли мы недавно смазали жиром, пол у нас земляной, а каблуков у ней, извините, отродясь не водилось, чтобы ими стучать…
– Это мы, хм, заметили. Следовательно, вам не было дела, чем она занимается?
– Я всегда уверена, она не позволит себе дурного…
– У суда на сей счёт иное мнение. Значит, увидели только, когда сами проснулись?
– Нет, она поднялась раньше, выгонять стадо.
– Вот как? И, естественно, опять ничего не слышали.
– Точно так, господин обвинитель.
– Получается, до позднего вечера следующего дня она могла быть где угодно?..
– Ваша честь! Обвинение торопится делать неверные выводы, – вставил Фридрих. – Моя подзащитная занималась своей обычной работой весь день с раннего утра, чему имеется немало свидетелей…
– А по-моему, это защита проявляет излишнее нетерпение, что, пренебрегая элементарными правилами вежливости, перебивает, не дав закончить мысль!
– Обвинитель прав, – поддержал судья. – Вынужден сделать предупреждение!
– Простите, ваша честь! – пристыженный учитель опустился на место.
– Спасибо господину защитнику за подсказку! – добавил святой отец. – А то никто кроме него не догадался проверить! Если не ошибаюсь, одними из первых в череде так называемых свидетелей по злой иронии оказались как раз родители покойного. Надеюсь, они уже здесь?
– Да, – отрапортовал стражник. – Только…
– В чём дело? Так пригласите!.. Кого обвинение желает допросить первым?
– Мать.
– Она не может справиться со слезами, – замялся гвардеец. – Муж утешает…
– Может, начнём с отца? – предложил председатель. – Мужчины легче владеют собой.
– Зато женщины наблюдательнее в мелочах, – возразил священник. – Подождём. А подсудимая пусть готовится посмотреть в глаза тем, чей род прервался из-за неё.
Слипшиеся ресницы Маи опустились, оставаясь сухими.
*****
Показалось, на заплаканном лице вошедшей мелькнуло скорее сочувствие к девушке в оковах, чем ненависть. Но она поспешила отвернуться. С формальностями закончили быстро, чтобы лишний раз не мучить раздавленную горем женщину и перейти к вопросам по существу.
– Свидетельница, вам удобно говорить? – участливо поинтересовался пастор.
– Да, спасибо… – всхлипнула та.
– В котором часу вы видели обвиняемую наутро в понедельник?
– Час не скажу. Зашла, как обычно заходит, гнать скот на пастбище.
– Ничто не показалось вам странным?
– Нет. К утру захолодало, а одеть ей особо нечего. Безрукавку Мартина то сразу отдала. Хотела ей сказать, пусть оставит до вечера. А она ни в какую. Видела ж, зябко ей было, и смотрелась жальче обыкновения.