– Не всё и не всегда создаётся во имя разрушения. Воплощая смелые мечты, когда-нибудь люди научатся летать, подобно птицам, а не драконам.
– То-то развлечение будет для охотников!.. Или наоборот, коршуну станет сподручнее приглядывать за пасущимися, выбирая, кого сцапать.
– Рано или поздно перестанем делиться на добычу и хищников.
– Надеетесь, кто-нибудь извне возьмёт на себя роль последних? Может, и правы. Правей, чем самим кажется.
– Зачем?
– Известно. Чтобы поддерживать порядок.
– Разве для этого не достаточно просто осознания каждым личной ответственности?
– Кем, позвольте узнать? Как посмотрите, если крысы, или муравьи возомнят своё главенство над населяющими мироздание и прочих его обитателей сочтут подчинёнными их интересам?
– Полагаю, промеж собой они так и думают.
– Браво! Обманчивые успехи вашего самовлюблённого племени не затуманили окончательно взгляд на мир. Поэтому нам и удаётся говорить на понятном обоим языке. Но остальные по преимуществу ничем не отличаются от грызунов и насекомых. Стань кирпичик мнить себя зодчим – и стена рухнет. Им следует понимать, что здание строится не для них, знать своё место и смиренно нести бремя. Их складывают меж собой и скрепляют раствором не затем, чтобы всяк рвался к свободе.
– Не вполне удачное сравнение, – попытался возразить учитель. – Нельзя рассматривать людей исключительно как строительный материал.
– Разве? Если и так, то за очень редким исключением. Вот вам задачка: про узника и раба. Первый томится в тесном застенке, куда редко или вообще не проникает свет; над вторым бездонное небо, вокруг бескрайний простор, но приходится под палящим солнцем и подгоняющим хлыстом трудиться день-деньской, не разгибая спины. Обоих кормят ровно столько, чтобы не умерли с голоду, но второй имеет больший паёк, поскольку и сил тратит больше. Кто из них свободней?
– По-моему, об этом понятии для них речи не идёт…
– И всё-таки? Можно добавить: первый мучается бессонницей, второй проваливается в сон, как только добирается постели, и наутро кажется, лишь на долю мгновения смежил веки; один круглые сутки предоставлен лишь собственным мыслям, другому не позволено думать, даже на миг отвлечься. Также допустимо предположить: первый боится приближающейся смерти, второй призывает её, как избавление. Так кто?
– Для второго, – задумался Фридрих, – даже если убрать кнут, пожалуй, сильно жизнь не переменится. А вот первый знает, чего лишён посредством стен и запоров. Ему ясно, что мешает и от чего избавиться, чтобы почувствовать себя по-настоящему вольным. Первый!..
– Так и знал! А как же пресловутое стремление нести пользу? Не этому ли учите доверчивых детишек, как в своё время учили вас? Ведь второй, если разобраться, кормит не только себя, но и хозяина, надсмотрщиков и многих-многих, включая первого бездельника-вольнодумца.
– Не лучше, если кое-кто вместо палок и кнутов тоже возьмёт мотыгу?
– Уверяю, наступит голод.
– Отчего ж? Рабочих рук прибавится. Более не нужно будет изнурять себя, чтобы хватало всем. Разве труд не может быть достойным?
– Ещё скажите – свободным, – едко усмехнулся пилигрим, опередив собравшегося произнести именно это. – Ты либо раб, либо лишний – третьего не дано. Поверьте, это относится в той или иной степени к любому, вплоть до сильных мира сего. Как, думаете, высшие священнослужители, включая моего знакомца, именуют себя, обращаясь в молитвах к небесному начальнику? Правильно! Ибо никто не хочет признать свою бесполезность.
– Продолжая вашу мысль, – мрачно заключил Фридрих, – можно прийти к выводу: польза измеряется не богатством, не властными полномочиями, а как раз этим самым количеством ударов по согнутой спине.
– Остроумно! – зашелестели, аплодируя, сухие, как белые перчатки, руки. – Делаете успехи. Передам Святейшеству. Надеюсь, вняв, ещё усердней примется отбивать поклоны. В шишках проступает если не мудрость, то любовь к сами-знаете-Кому…
– Не боитесь насмешничать над высоким покровителем? Кажется, в его окружении и за меньшее дорого расплачивались.
– Нисколько. Ибо я ему нужнее, чем он мне. Изношенного поповского ума как раз хватило понять, не вдаваясь в посторонние детали. В том и разница между опытными мужами и настырными юнцами.
– Что вы ему наобещали? Могущество? Славу? Власть? Разве её и так мало? А мне…
– Всего лишь надежду. И ничего более. Но без неё, крохотной, в отличие от перечисленного, некоторым жить невыносимо. Вы даже не просили раскрывать суть вещей. Так, делюсь помаленьку, по собственной инициативе.