– Напрасно, напрасно. Впрочем, нельзя гарантировать, что вы бы услышали правду. Значит, единовременно лишилась обоих?
– Повторяю, я этого не знаю и не был с ними знаком. Когда прибыл сюда четыре с лишним года назад, всё было точно так же, как сейчас.
– По вашим ощущениям, она хоть их помнит?
– Не спрашивал, но кажется… – на память пришло, как неоднократно и безуспешно пытался расшифровать странную задумчивость, время от времени читавшуюся в её глазах. За которой, Фридриху казалось, прячется нечто большее. Вот оно что! То горе, которое никогда не сотрётся новыми впечатлениями. Умело ж она его скрывала, если даже в те редкие минуты с ней оставалось легко и спокойно.
– Спасибо, – подытожил гость. – Мне следовало догадаться, что вас мало интересуют чужие жизненные перипетии и драмы, происходящие за стенами школы. Однако, человек вы отзывчивый, и оказались полезны, насколько могли. Знал: на кого тут можно положиться. И не прогадал. Благодарю за помощь.
– Извольте, наконец, объяснить: в чём? – иссякло учительское терпенье.
– Неважно, – улыбнулись тонкие губы, словно маленькому несмышлёнышу. – Для вас лучше не знать, крепче спать будете.
– Вы нарочно сюда явились, портить мне настроение?
– Важнее дел у меня нет! Главное – моё теперь улучшилось.
– Отчего же?
– Просто радуюсь за молодых, что мы с вами больше им не нужны.
Учитель мысленно с ним согласился, только ему радостно не было. Он растерянно глядел на пламя. Показалось, оно слизывает одну за другой кружащиеся фигурки, когда те оказываются с той стороны. И среди вновь появившихся кого-то не хватает. Как будто костёр забрал и не выпустил. Мая с ухажёром? Куда они делись? Он обернулся. Пилигрима рядом не было. Тот растворился во тьме ещё тише, чем возник из неё. Надо бы на всякий случай сказать счастливой парочке – кто ими заинтересовался. Или не стоит? Если б это было просто! Поди их найди в мельтешащей толпе! Зрители со склонов потянулись к поляне, чтобы разделить ликование молодёжи. Фридрих машинально поплёлся за всеми.
– Эй! Идите к нам! – тёплые ладони схватили его, утягивая в водоворот танца. Он не помнил, откуда в руке оказалась откупоренная бутыль. Ну и плевать, что выглядит смешным! На то он и праздник, чтобы смеяться и веселиться!
Секреты
Туман у остывшей земли сгустился настолько, что было видно не дальше выдоха. И тишина поглотила отдалённые звуки мало-помалу затихающего праздника. Только увядшая трава ломко хрустела под ногами.
– Что молчишь? – спросил парень. – О чём думаешь?
– Так. Ни о чём, – тихонько ответили ему.
– Странная ты какая-то.
– Обычная.
– Если б! Будто в воду опущенная… – он запнулся о кочку.
– Под ноги смотри.
– А что толку? Гляди, не гляди – всё одно. Ишь, темень наползла.
– Жалко, небо затянуло, – согласилась Мая. – Ясное оно в это время звёздами усыпано, даже луна им не помеха.
– По мне – их всегда одинаково, чтобы пересчитывать.
– Нашёлся счетовод! Все и целой деревней никогда не сосчитать, а самые мелкие и глазом не различить.
– А чем большие не нравятся? Вон как та, например, – указал довольный, что она немного оживилась, юноша на мерцающую точку в протаявшей среди мглы лужице небосвода.
– По которой моряки находят дорогу?
– Ну да. Этот наш учёный всезнайка, вроде, рассказывал. Только тебе зачем, когда и моря-то не видала?
– Откуда знаешь? Может, видела.
– В мечтах?
Девушка не ответила, хотя ей почему-то казалась, что знает, как с шумом разбиваются о борт солёные громады в барашках пены, не только из книжек или по картинкам. Но если это и было когда-то, то очень-очень давно. И была она совсем маленькой, чтобы теперь вспомнить.
– Замёрзла? – поинтересовался Мартин.
– Немного, – призналась Мая.
– Смотри, стожок. Давай погреемся.
– Спать хочется. Мне домой надо. Уже почти пришли.
– Жаль. Значит, не успею сказать самое главное.
– Говори здесь.
– Не посреди же дороги. Ещё сослепу налетит кто-нибудь. Мы недолго… – потянул он её за руку, и она подчинилась, всё ещё готовая в любой момент улизнуть. – Сейчас, выроем тебе норку, – разгрёб ямку в душистом сене. – Давай, устраивайся. Хоть немного теплее будет. А то даже в меху дрожь пробирает, особенно на тебя, красавицу, глядя.
Ей было непривычно видеть его таким заботливым, и слышать учтивые речи. Ещё летом, когда заглядывала к ним, собирая стадо, он обзывал её «королевой скотного двора» и «принцессой-пугалом». Мая не сильно обижалась, половина слов в этих прозвищах символизировали недостижимую мечту девчонок её возраста. Зато от родителей, людей трудолюбивых, ему не больно, но попадало – чаще в виде подзатыльника – поскольку те знали, какими усилиями приходит достаток, и считали, что негоже насмехаться над чужой бедностью. Прежде он не был её близким другом. Девочка относилась к нему, как и ко всем мальчишкам. Могла поколотить на переменке за то, что обижал малышей, а потом сама предложить помощь в решении заковыристой задачи. Когда вступающие в пору юности одноклассницы все как одна вдруг принялись сохнуть по красавцу, она и не подумала к ним присоединиться. Что общего могло связать сироту-пастушку и самого завидного жениха на деревне? Только сегодня, пока он описывал бесконечные круги перед девчонками, мучительно выбирая себе пару, на минутку размечталась… Он тоже никогда не выказывал к ней особого интереса. А теперь вдруг!.. Почему раньше не примечал? Чумазую и латанную?! А тут принарядилась, расчесалась! Хотя, в школу также старалась заявляться опрятной, насколько позволял скудный гардероб. И нынешний наряд не самый богатый среди соискательниц. Выходит, не в платье дело…