И металл коснулся обнажённой кожи.
Девушка не закричала, только вздрогнула. Лицо помертвело, сведённые судорогой скулы заострились, а хрупкое тело от напряжения стало похожим на мрамор, готовый не выдержать и рассыпаться в следующий миг. Послышалось шипение, от которого хотелось заткнуть уши. Над худыми плечиками заструился вонючий дым, точно бесплотные, рваные крылья. Учителю стоило немалых трудов не закрыть глаза и не отвернуться, ибо ей сейчас сто, миллион крат тяжелее, чем ему…
– Подсудимая, – звучал, отражаясь от холодных стен, голос судьи, резкий, словно гвоздём царапали стекло. – Признаете ли вы себя виновной по следующим пунктам обвинения?.. Надо перечислять? Или сознаетесь во всём сразу?
– Не-е-ет… – вырвался из уст почти беззвучный шёпот, с прокушенной губы сбежала кровь. – Не признаю!.. Ни в чём!..
– Повторяю вопрос.
– Нет… – сквозь зубы выдохнула она.
– Предупреждаю, ваше упрямство ни к чему не приведёт. Палач, орудие, наверно, уже остыло, смените железо.
Возникла минутная пауза. Допрашиваемая опустила голову, часто дыша, как после быстрого бега.
«Молодец, девочка!» – Фридрих вытер влажные глаза.
– А она неплохо держится! – дёрнул его за рукав сосед в мантии. – Как думаете, на сколько её хватит?
Учитель отпихнул его руку и встал.
– Сядьте! – остановили его. – Приближаться к подзащитной запрещено. Это дозволено только палачу да тюремному лекарю, которого, к сожалению, сейчас с нами нет. Кстати, – обратился судья к ней, – вам ничего не нужно? Нюхательная соль, чтобы прийти в чувство?
Она отрицательно мотнула головой.
– Отдаёте себе отчёт, что это только начало? Не надумали сделать признание? Отказ или молчание будет нам сигналом продолжить.
– Пожалуйста… – простонала узница. – Мне не в чем…
– Не понял. Готовы заявить о виновности? Или просите о дальнейшем испытании? Внесите ясность.
Учитель не желал верить, что сейчас всё повторится, а потом ещё и ещё – хотя кажется невозможным вынести подобное единожды в течение ничтожной доли секунды!
– Признаетесь?
– Нет...
– Ну, что ж…
И пытка возобновилась. В этот раз палач провёл прутом по плечу. Мая откинула голову в сторону. Дрожащие веки сдвинулись. Но зрачки остались прикованы непонятно к чему, смотреть сквозь чад сгорающей плоти.
– Подозреваемая, предупреждаю!.. – напомнили ей о правилах. – Признаёте?..
– Не… – она вдохнула дым и закашлялась. Если б девушка не голодала много дней, её б наверняка стошнило. Судья дал знак прекратить. Учитель старался, глядя ей в лицо, не видеть страшный глубокий ожог с чёрными краями. Но тот так и лез в глаза, заслоняя остальное.
– Не стоит руки, – поморщился судья. – На теле достаточно места.
Мучитель сунул использованный прут в огонь, взял оттуда два следующих, по одному в каждую рукавицу, зашёл к ней за спину, нагнулся и, сложив крест-накрест, прижёг ими ниже колен. Загремели оковы, под сломанными ногтями на камне остались красные полосы. В канавке собралась и поползла алая струйка. Сапог палача придавил кандалы, не давая ступням оторваться от пола, хотя в этом не было нужды – сгибая ноги, она лишь сильнее прижимала их к горячему железу.
– Повторяю вопрос. Подсудимая, признаёте ли вы?..
– Не-е-ет… – без голоса выдавила она.
– Ничего, хватит времени одуматься. И ещё, – повертел судья бесполезные беруши в руках, – можете кричать. Это не запрещено, напротив, позволит нам удостовериться, что всё делаем правильно.
Ему, очевидно, было привычней услышать закладывающий уши вопль. Но она молчала, лишь тихонько постанывая через спёкшиеся губы, похоже на нездешний, тоскливый ветер, еле доносящийся издалека. И мелко дрожала, продолжая глядеть неподвижными, расширенными зрачками, полными муки, которую не способно вместить воображение, куда-то левее Фридриха. Ах, да – на пилигрима, с интересом, впрочем, как и остальные, наблюдавшего за происходящим.
– Какая выдержка! – шепнул он председателю.
– Да, – кивнул тот палачу. – Кажется, железо опять остыло. Начните по-новому.
Теперь из жаровни был извлечён кусок металла, дольше всех ждавший своего часа. Он почти на треть светился не менее ярко, чем только что раскалявший его огонь. Изувер повёл им, покручивая вокруг оси, наискосок снизу-вверх по голой спине. Снова над ней заклубились крылья смрадного дыма. Теперь закашлялись даже сидящие за столом.
– Обвиняемая, – продолжил, отдышавшись, судья. – Отдаю должное явленной упёртости, только этим ничего не добьётесь. В вашем случае, признание – формальность. Всё и так уже доказано…