– Поэтому предпочли, чтобы она получила их здесь и сейчас?..
– Земная жизнь скоротечна, особенно у некоторых. Посему грешникам никогда не бывает рано покаяться. И я им помогаю.
– А сами не забыли?..
– Что? – не понял пастор.
– Покаяться…
– Я бы не советовал в подобном тоне разговаривать со служителем Господа!
– Уверены, что служите ему?
– А кому? – немного подрастерял святой отец спесь. – На что намекаете? Да, я уполномочен от его имени…
– И прикрываясь им, подвергаете невинных страданиям, большим, чем выпали на долю великомучеников?!.
– Не кощунствуйте! Муки за веру и за преступления против неё – не одно и то же!
– Жду всех в зале через час, – отвлёк судья. – Как раз успеете отобедать. Сегодня же и закончим.
Для них приговорить: всего лишь работа, которую хочется доделать поскорее!
– Господин защитник, – поинтересовались участливо, – вы подготовили заключительную речь?
Чего теперь стоят эти наброски! Высокопарные фразочки о триумфе фактов над заблуждениями!..
– Нет? У вас будет немного времени… – снисходительно добавил председатель. – Но лучше, советую, подкрепиться.
– Очередной раз пренебрегаете дельным советом? – догнал Фридриха пилигрим у дверей ратуши.
– Вряд ли кусок полезет в горло… – с отвращением произнёс учитель. – А у остальных хоть бы там застрял!
– Напрасно гневаетесь, – придержал доверенный Святейшества дверь в боковой предел, учтиво пропуская вперёд.
Оба вошли в сводчатый коридор, без обновлённого убранства (оно и к лучшему), недавно предоставленный ожидающим вызова свидетелям. Теперь пустой, если не считать часового, дремлющего у выхода в центральную залу.
– Какие к ним претензии? – рассуждал на ходу старик. – Они уверены, что исполняют долг, и совесть чиста.
– А вы? – обернулся Фридрих, дойдя до конца.
– Как и обещал. Стараюсь не встревать в ход процесса…
– Не устали от собственного вранья? Кто подзуживал?!. Намекал судье, что пора сменить орудие!..
– Ничего подобного! – пилигрим легонько пнул гвардейца по мысу железной обуви. – Покарауль-ка, любезный, с той стороны, чтобы мы не прозевали начало.
Тот не стал артачиться, резонно рассудив, что без бубнящих над ухом будет спокойнее досыпать. Спровадивший его продолжил:
– Просто отмечал стойкость испытуемой. Вас тоже удивило?.. Ведь это вы не выдержали пытки, а не она. Потребовали от неё…
Брошенная реплика точно копьём ударила!
– Сказать правду, а не!..
– Все её и услышали в меру сообразительности. Где расхождение с истиной? Не думаю, что день, когда ваша ученица явилась на свет, стал для неё счастливым. Даже артефакт не сумел исправить это. Заметили, как она поглупела, едва только он оказался не у неё? Порой напрашивается мысль: камень наказывает тех, кто, владея, им пренебрегает. Терпеть, ничего не пытаясь изменить. Приглядывать за безропотной скотиной, которая сама заботится о пропитании, только не мешай. Иметь немного, зато даром, не напрягаясь. И любовь себе выбрала такую удобную, без терзаний, без ревности. С какой и расстаться не больно. Хотела жить, не тяготясь и не тревожась. Лишь бы ни за что не отвечать. Так не бывает! Не желаешь гореть изнутри – поджарят снаружи! Целеустремлённые разочаровываются, не достигнув большего. А всем довольные и теряют всё! Камень забрал ровно столько, не больше, сколько ей дал! Скажете, жила обыкновенной жизнью – а как бы она сложилась у малолетней преступницы, не повстречайся ей расщедрившийся чудак. Теперь, подумать, и этого лишилась! Всё просто вернулось на круги своя, начислив плату за издержки. Может, предстоящее – и не худший итог её никчёмной жизни. Если б обошлось, так бы и бегала в лохмотьях за скотом, пока не превратилась в немощную старуху и не померла, всеми забытая. А теперь имеет шансы хоть чем-то запомниться. Не наводит на мысль: не надкушенное яблоко; возлюбленный, с которым так и не успела предаться плотским утехам? Она – неудачница. А это хуже, чем грех. И Всевышний карает за такое не меньше.
– Надоело! – чуть не закричал Фридрих. – Прикрываете его именем любое злодейство, которое впору приписать Нечистому. Охотнее поверю, что это он избрал своей жертвой безобидную девочку.
– Смотрю, делаете успехи, переняв у мракобесов их риторику, – хмыкнул пилигрим. – Протрите глаза: доставшееся вашей любезной проделали люди, а не кто-то иной. Считающие себя послушными исполнителями сами-знаете-Чьей воли.
– Чьей же служите вы?! – с трудом подавил учитель соблазн открыто согласиться. Его правота была слишком отвратительна, чтобы принять её без боя. – Говорите так, точно не причисляете себя к…