– Называете это счастьем? – недобро нахмурился учитель.
– Больше не печётесь о любимице? – передёрнул странник. – Переживаете: раньше хвороба выкосит всех до единого, что некому будет огонёк к вязанке поднести? Напрасно, кто-кто, а такие всегда отыщутся.
– Задержались посмотреть?
– Не вижу для себя в подобных зрелищах ни новизны, ни, в отличие от многих, удовольствия, – скучающим голосом ответил пилигрим. – У вас, кажется, тоже небогатый выбор, куда податься. Достойно восхищения, как быстро здешние закупорились с обеих сторон, что, наверно, и мышь не прошмыгнёт. Чего бы там ни нацарапал ваш приятель в последнем послании, он сумел быть убедительным.
– Что вы сделали с Йозефом?
– А с ним что-то надо было делать? Сам предрешил свою участь, и не только.
– Сказал, чтобы убирались в Пекло? Там ваше «домашнее тепло»?
– Я понял так, как повторил вам. И по-другому понимать не собираюсь.
– Досадуете: не успели улизнуть восвояси?
– Напротив, – оживилось лицо старика, вернее, нижняя его половина. – Теперь особенно не вижу смысла торопиться из города. Разве не поняли? Искомый предмет здесь, и доказательств тому неуклонно прибывает. Камень пойман так же, как и мы, давая шанс наконец-таки себя обнаружить…
– Не кажется ли вам, – уставился учитель на сияющую холодом улыбку, – что ваша радость на фоне всеобщей скорби не вполне уместна?
– Отчего ж? Раз городишко изобличил себя, и вору из него никуда не деться.
– Но горожане винят в эпидемии девочку!..
– И абсолютно правы! Именно благодаря ей камень смог оказаться у них. И разве у неё не было причин мстить за едва не загубленное детство?
– Не всем же сразу!..
– Детская обида часто неразборчива.
– Они что, измельчили его в пыль, дабы на всех хватило?! – не понял учитель: всерьёз он, или издевается.
– Мне импонирует ваше умение подыскивать образы, – прозвучала похвала. – Но тут, думаю, ошибаетесь. Такое с камнем проделать никому не по силам. Он твёрже алмаза, хоть внешне теперь на него совсем не похож.
– Значит, скорее-всего, его просто потеряли, выкинули. Йозеф, сразу перед тем, как заболеть, осматривал какого-то купца, прибывшего из дальней страны. Наверняка и болезнь прибыла с ним. Выходит, в каждом месте, где она может вспыхнуть, имеется по такому же «сокровищу»?
– Он один. И это прекрасно вам известно. Как и не бывает, чтобы им не владел никто. У него всегда есть хозяин. Но, в этом вы правы, – старик сделал паузу, – глядя на происходящее, невольно подумаешь, что он разом принадлежит всему городскому населению, вымри они трижды! Нет! – поправил он себя. – Я не настолько желаю им зла. Мне на них просто плевать!
– Ваше равнодушие ещё омерзительней, чем!..
– Что? – переспросил пилигрим. – Делать вид, будто помогаешь, чтоб с близи упиваться их страданиями?
– Не судите по себе!..
– Полно. Я давно изжил пагубные пристрастия вроде жажды мести и всего такого. Но вы!.. Неужели не прокляли этот вольный прыщ на лике мира со всеми потрохами? И вот вам откликнулось, проклятие сбывается. Но вместо того, чтобы придаться простой человеческой радости, рискуете свихнуться от переутомления, пытаясь исцелить кого ненавидите. Привыкли обманывать себя и других – зачем? Лучше отдайтесь своей ненависти. По-вашему, искренность – грех?
– Любите копаться в душах, извлекая самую грязь? Не ею ли питаетесь?
– Хотите присоединиться? Милости прошу, такого добра обоим с избытком хватит. Прочь кислую мину с лица! Разве не желали великолепному городу испытать ощущения вроде тех, что выпали девчонке?
– Не всем.
– Отчего же? Чем поимённо перечислять обидчиков, так, по-моему, проще. Без коллективного участия редко происходят злодеяния, оставившие сколь-нибудь заметный след в памяти поколений. Правда, обычно для простоты приписывают его какому-то одному имени. Скажем, начертанному возле пункта из списка испытаний…
– Негодяй!.. – задохнулся гневом учитель.
– Замечу, моей подписи там нет. О чём подумают потомки, наткнувшись на этот документ лет, скажем, через пятьсот? Если история возьмёт и двинется путём, который предрекаете. Или о котором мечтаете. В их глазах и будете пославшим оклеветанную на костёр. Не переживайте, – сочувственно-мягкий тон пилигрима обволакивал, как трясина. – Даже протянув до глубокой старости, когда милосердная память наконец оставляет в покое, всё равно не доживёте до вожделенных дней, где слабый станет понукать сильным, а побеждённый – взывать к ответу победителя. Так наслаждайтесь, пока артефакт карает за вас!