– Довольно! – хлопнула сухая ладонь, смяв тонкую скатерть загнутыми ногтями. – Гнусное предательство?!. Помощь недругу?!. Слыхали, как порезвились «воины света», на захваченных руинах, в кои обратили усладу для взора, цветок посреди пекла, вместилище древней мудрости? То, что жителей, сперва обесчестив, поголовно вырезали, ещё полбеды – эти потери восполнимы. Поруганию и огню предали всё то, чему не поняли цену, не умея читать писанное вязью. А чего от них было ждать, ежели их герои век назад с не меньшим остервенением крошили «правоверным» сапогом в пыль жемчужины Востока?
– Не пытайтесь уверить, будто выступали на стороне добра, да не получилось. А теперь пробуете опять…
– Повторюсь. Добро и зло существует лишь в представлениях тех, чей взор затуманен и не видит Цели. Для зрячих же есть только она и пути, ведущие к ней. И я готов прибегнуть к первому или второму, насколько это полезно для её достижения. Советую и вам. Главное, не терять бдительность. В какой-то момент задача решалась до нелепости примитивно… – закрыли бледный подбородок морщинистые руки, сверкнув Фридриху рубином в лицо. – А я зачем-то не спешил, ошибочно заподозрив подвох. И просчитался! Уверен, она и теперь имеет простое, очевидное решение. Настолько, что мне, привыкшему находить спрятанное глубоко в потёмках, никак не удаётся его нащупать. Оно где-то рядом, но всё время куда-то ускользает. Тут весьма пригодился бы способный мыслить неординарно.
– Себя таковым уже не считаете? – с мстительной ехидцей спросил учитель.
– Вести поиски сообща, думаю, надёжнее, – была не замечена, или проглочена, насмешка.
– Кто поручится, что, вновь обретя это, не погубите не только себя, но и?.. – полностью закрытое лицо собеседника добавило Фридриху смелости.
– Весь Мир? – угадал странник. – Договаривайте, не стесняйтесь. А не допускаете, что я наоборот хочу его спасти? Разве не по вашей милости творение Господне извивается ужом на сковородке? Когда к нему совсем иссякнет интерес, так и быть, останется всецело вам на растерзание, но пока… Чего распинаюсь, сами видите. Надеюсь, не утратили способность воспринимать глазами? Ваше племя сжигает себя, как мусор…
– Заткнитесь! – взорвался учитель. – Сколько б ни злорадствовали, всё рано или поздно закончится. Канет в прошлое, как дурной сон. Вместе с вами…
– А, по-моему, ошибаетесь. Затянутое дымом небо, пропитанный гарью воздух и пепел от трупов, опускающийся словно снег – это ваше единственно возможное будущее. Которого не миновать, сколь ни играйтесь с верой в грядущий земной эдем.
– Звучит устрашающе, но малоубедительно. Рассчитываете, за лжепророчества вам поднесут могущество на блюдечке?..
– Интуиция подсказывает, чаете завладеть им вперёд и вместо меня? – снова предстала на обозрение улыбка, точь-в-точь высеченная изо льда. – Похвально! Выкрасть у города источник проклятья, чтоб оно осталось тут и болезнь извела всех до единого? Неплохо придумано для мести. Поздравляю! Ещё немного, и мои подсказки не понадобятся.
«Дерьмо! – разозлился на себя Фридрих, – Он прав: кража камня окажется не спасением для города, а совсем наоборот. Этого не учёл! И как быть? Отказаться и просто безучастно взирать?»
– Высокомерное ничтожество! – сжал учитель пальцами край стола, чтоб не вцепиться ему в горло. – Мнишь себя вершителем судеб, а камушек дурачит тебя, использует как слепое, безмозглое орудие – неразумного зверя, или заразу!
– Кажется, ваша неприязнь ко мне сильнее желания кое-кого выручить? – усмехнулся Посланник. – Что ж, так тому и быть. Управлюсь сам. Только девчонка изжарится в огне, как и сотни, тысячи после. А то и миллионы, если ваши соплеменники изобретут более производительный метод. Хотите не её спасти, а себя умилостивить? Мол, испробовали всё возможное, когда ничего нельзя было поделать. Вам подобные только и горазды мешаться, хватать за руки, пытающиеся что-то совершать. Много сумели оставить, сопоставимого с тем, что сотворили для мира так проклинаемые вами властные да беспощадные? Хочется обойти меня – вперёд! Даже если не убережёте девку от костра, будете искать артефакт, чтобы мне не достался? Готов поддержать конкуренцию. Не можете защитить любовь, упивайтесь дальше самопожертвованием ради тех, которых презираете. В накладе не останусь.
– Более всего я презираю вас! – опустил Фридрих в бессилии руки.
– Что ж, рад, если это придаст дополнительную мотивацию. – бодро поднялся с места пилигрим. – Губите того, кто дорог, и помогаете тем, кого на дух не переносите? Посему нисколько не огорчён, что причислен ко второй категории.