Из глубин памяти непрошено всплыли детские кошмары. После того, как мальчишкой подбил голубя из рогатки, и меткому стрелку объяснили, без рукоприкладства, даже голоса не повышая… И потом, в сновидениях, брёл неведомо куда узкими проходами меж облезлых стен и покосившихся заборов, ощущая кожей ног что-то прохладное, податливое, совсем не колкое, но неприятное. И, опустив взор, видел сплошь покрывавшие землю затоптанные трупы птиц и животных: крыс, собак, кошек… Насколько по-разному милыми казались они живыми, настолько одинаково мерзкими были после смерти – раскисшими или высушенными, сплющенными, утрамбованными во много слоёв. А мимо ступить некуда! Наверно, странной реальности ощущений способствовали остывшие замятые простыни. Но каторжники… Королева с её «крысятами», пока тропинка к их логову не намёрзла… Или Мая! Каково было, забредая сюда в бесприютных детских скитаниях, наяву босой касаться этого?!.
Слева, проглядывая сквозь марево, медленно проплыл величественный собор. Возвышающийся над крышами домиков и лачуг, при взгляде отсюда он походил на гигантское испражняющееся насекомое. Впереди маячила бывшая цитадель, нависая над Щелью тыльным фасадом, лишённым окон. Только единственная дверь темнела посередине – без ступеней, без порога, ведущая в пустоту – скорей всего та самая, из мертвецкой. Для чего служила прежде? Может, чтобы при осаде, спуская оттуда на верёвке бадью, черпать питьевую воду прямо из ручья? Сейчас закрыта. И хорошо… Под ней на шершавой с выщерблинами поверхности размазанный след, будто застарелые потёки присохшей слюны.
В тридцати саженях ниже курганом громоздилось, чего даже в кошмарах не грезилось. Жутко представить, каким бы это вязким, смрадным месивом было, если б не мороз, набросивший на всё прозрачное покрывало серебрящегося инея. Все слиплось и окаменело, запросто выдерживая вес бредущего человека. А ведь ему нужно найти именно камень – крохотный и невзрачный. Крепла уверенность: он тут. Но одновременно таяла надежда.
Сколько уйдёт, чтобы всё здесь переворошить, перебрать, просеять? Годы? Десятилетия? Возможно, не меньше, а то и больше, чем это накапливалось. Века?!. При таком раскладе и смысла уже не будет! Мало ли попадётся похожих обломков горелой породы, кусочков взаправдашнего угля? Как распознать в неисчислимом множестве встречающихся подобий известное лишь по противоречивым описаниям? Пилигриму было б проще, это его стихия!.. И по-прежнему остаётся открытым: что делать, даже если всё-таки найдёшь его? Раньше, чем город окончательно вымрет…
Хватит разглагольствовать! Пора начинать поиски. Только как? Всё смёрзлось. Руками не отодрать. Хоть бы лопату прихватить догадался!..
Едва не вытошнило прямо в птичий клюв.
А вдруг исконное вместилище притягивает артефакт и наоборот? Учитель вытащил медальон из-за пазухи. Вроде, потяжелел. Нет, просто голова от бессонницы наливается тяжестью. Думал, за последние месяцы чувства притупились, как грубеет кожа на ногах, забывших про обувь. Хотя самому откуда про это знать? Боль и отвращение никогда полностью не перебороть.
Чуть в стороне зияла ямина в обрамлении почернелых сосулек. Казалось, там, несмотря на холод, продолжается разложение. Какое-то средоточие смрада! А если сокровищем завладели мертвецы? Именно как положено. Ведь швырнув сюда, его буквально отдали им. И теперь покойники из мести забирают к себе, от кого претерпели в земной жизни, и остальных за компанию. У всякого, прошедшего недолгий путь от тюремных ворот до Тухлой Щели, мало причин питать к городу любовь. А у самого?..
Смертельная усталость опустошила душу, даже капли гнева на дне не оставив. Чувствовал себя жалким, точно побитая собака. Тело ломило, будто по нему взаправду прошлись палкой, и чесалось, как если б не мылся полгода, хотя и не испачкался толком. Ноги не держат. И в глазах всё как-то тускло и нечётко. Знать, вот-вот смеркаться начнёт. Довольно на сегодня?.. Завтра следует подготовиться получше. Сейчас бы до постели добраться. Авось в госпитале справятся. И сколько ещё умрёт за этот вечер и грядущую ночь?..