Выбрать главу

– Чёрт! Девчонка! – всё-таки засекли её. – А я подумал ещё, на кого там эта корова шикает. Послушная, действительно не мешала… Стой!

Она изо всех сил забарабанила пятками. Сзади тяжело загремели подкованные сапоги. Не так часто, зато всё ближе и ближе. У преследователя было явное преимущество в ширине шага. Беглянка быстро осознала, что таким манером от него не уйти. Наобум свернула в сторону, сквозь колючие кусты, и буквально кубарем скатилась вниз, скользя по отрывающемуся мху. Острые камни выкатывались из-под ног. Погоня слегка отстала, с треском продираясь зарослями. Но надолго ли это её задержит?

Спуск кончился, девочка ступила на что-то мягкое, прогнувшееся, словно перина. Только из-под неё тут же с чавканьем выползла ледяная до ломоты грязь. И бежать из-за этой податливости получалось будто в замедленном сне. А спрятаться негде. Деревья вновь начинались шагов через сто, и то какие-то чахлые и редкие. Не уйти! Вон, уже зашуршало под ногами преследователя!

И тут позади раздался всплеск, сопровождаемый ругательствами:

– Циклоп, помоги!

– Опять? – недовольно ответили на призыв сверху. – С каких это пор ты, растяпа, научился ходить по воде?

Бородач явно не спешил на помощь товарищу, прицеливаясь из арбалета старьёвщика. Маю выручило лишь то, что она запнулась о кочку. Оперенье просвистело над затылком, шевельнув волосы. До спасительных деревьев оставалось десятка два шагов.

– Ведьма! Прошмыгнула – и хоть бы что. Вытащи ж меня, наконец!

– Погоди, – процедил главарь, заряжая по новой, и снова прицелился.

Но в этот раз стрела вонзилась в тонкий ствол уже за спиной. Девочка, не обращая внимания на царапающие ветки, неслась вперёд, не разбирая дороги, прямо по холодным тёмным лужам, по счастью, уже не глубоким.

– Ушла, – вздохнул хромой ей вослед. – Сгинет в трясине, дурёха! Иль попадётся кому, – с сожалением покачал он головой, словно только что им не удалось её спасти, и без воодушевления переключил внимание на непутёвого товарища. – На, вылезай.

– Тебя дождёшься! – отплёвываясь, буркнул тот, хватая протянутый сук. – Сам бы скорее выбрался!

– Я б посмотрел! Ты на всё, видать, горазд. То коленца выделываешь перед взведённым арбалетом. То, невесть кем себя вообразив, взялся разгуливать по хлябям, аки посуху.

– Её видал?! Ни разу не искупалась! – оглядел выкарабкавшийся на берег свои сапоги со штанами – мокрые и облепленные грязью. Выше, до подбородка, было то же самое. – Выдержало тонконогую, как будто не весит ничего. Не видя, откуда выскочила, запросто б за кикимору принял. Тощая, патлатая!

– Ей хуже! В эту пору найдутся охочие даже на такую дохлятину.

– А если выживет? – засомневался молодой.

– Тогда у судьи будет с избытком доказательств, чтобы нас вздёрнуть.

– Думаешь, пора в бега? Жаль, так неплохо устроились…

– Вот и я о том. Сам пойдёшь к нему с поклоном.

– Чего?..

– Ничего, болван! Иль по петле соскучился?

– А почему я?

– Потому что мне на одной ноге несподручно топать.

– На эшафот?!

– Да хотя бы и туда! – махнул одноглазый рукой на несообразительного помощника. День явно не задался! – А сейчас найди среди их хлама во что переодеться, да покарауль на дороге, где-нибудь возле моста. Его ей не миновать, если пожелает на нас донести.

– И долго? Погода, вон, портится… Не лето, чай…

– Я откуда знаю? Пока не объявится! Да не дрейфь! Тебя сменят. Не лето – это ты верно заметил. Так что, если и останется жива, долго прятаться не сможет.

*****

Девочке ещё не раз пришлось преодолевать заболоченные места. И опять помогло, что она редко когда ела досыта и была лёгкой даже для своего возраста. Только оставив жуткое болото позади с надёжно отрезанной погоней, она рухнула ничком в мох и разрыдалась, постепенно осознавая, какая утрата её постигла. Вспомнила, что родители не всегда и чаще по делу бывали с ней неласковы, а она недостаточно ценила их воспитание. И теперь пожертвовали жизнями, позволив ей спастись. Правы они были, называя неблагодарной тварью. Она такая и есть!

День тянулся непривычно долго для поздней осени. Солнце не перевалило на закат, когда её лишили всего – родных, нехитрого крова и всякого представления о том, что будет дальше. Оставалось только брести прочь, будто надеясь убежать от следовавшего попятам отчаяния. Топи сменились каменистыми осыпями. Саднящие, гудящие ноги подворачивались, застревали в трещинах. Вытаскивала их и продолжала карабкаться. Пришлось хорошенько изодраться, прежде чем земля стала ровнее. Толстые стволы здесь не так теснились, пропуская её. Но не было им конца, а уже смеркалось. И подползающая со всех сторон темнота дала понять, что усилия напрасны.