Судья, казалось, пропустил её слова мимо ушей и заговорил с ней бесстрастным голосом, как лекарь, назначающий лекарство:
– Теперь ты здесь уже не в роли свидетеля. И что ранее пострадала от противозаконных действий, не даёт право в свою очередь нарушать закон.
– Я ничего не нарушала… – потупилась девочка. – Просто…
– Молчи и отвечай, только когда я буду спрашивать. Итак, ты обвиняешься в краже, – положили перед ней предмет недавнего соблазна, за который теперь ожидала расплата. На треснувшем боку ещё блестели капельки сладкого сока. Задержанная проглотила слюнки. – Согласно «Уложению о наказаниях», данное преступление… – он начал нудно листать толстую книгу, непонятно зачем, поскольку, отыскав нужную страницу, стал цитировать, даже не глядя в текст. Надо думать, давно выучил наизусть. А показывать ей, не умеющей читать, смысла не было, – карается усекновением руки ниже локтя. Однако!.. Да ты и без того безрукая. Не смогла вытащить, не уронив…
– Оно само выпало! – чумазые кулачки спрятались за спину, словно это могло их спасти.
– Попробую поверить. Тогда… При незначительности ущерба, несовершеннолетии преступника, и если ранее обвиняемый не привлекался, суд может проявить снисхождение. А он, узнав твою историю, несомненно его проявит. Ежели, конечно, будешь помалкивать и не задавать лишних вопросов. В таком случае наказание существенно мягче: воспитательная порка, числом плетей соответственно годам. Знаешь свой возраст?
– Почти одиннадцать… – прикинула Мая.
– На вид дашь меньше… Хорошо, пусть будет одиннадцать. И столько же недель каторжных работ для возмещения убытков и судебных издержек. А также пожизненное ношение нестираемого знака, который навсегда лишает права пребывания в границах земель вольного города и налагается посредством клеймения. Это всё, на первый раз. После отбытия срока и исполнения приговора ты должна убраться отсюда и больше не появляться. В противном случае, за ранее совершённое будешь наказана вторично, уже без всякого снисхождения. Полагаю, излишне объяснять, что это означает. Кстати, почему сразу не отправилась домой? Насколько помнится, ты не местная.
– У меня нет дома, и мне некуда идти.
– Понятно. Что там у нас за бродяжничество? – снова зашуршали страницы. – Ага, почти всё то же, что и за мелкую кражу при снисхождении суда. Приговор выносится на месте, основанием является неприемлемый внешний вид и отсутствие постоянного жилья. Следствия, допроса очевидцев, публичных слушаний и тюремного заключения не требуется – с местами туговато, да и для тяжёлого труда ты не годишься, даже расходы на содержание не покроются. К чему лишняя волокита. Остальное получишь сегодня же, и чтобы впредь тебя здесь не видели, – судья нацарапал несколько строчек на небольшом листке с вензелями и, свернув его в трубочку, сунул ей в руку. – Отдашь господину, к которому тебя отведут. Там разберутся, что делать. Не первой будешь. Хотя теперь с вами полегче стало. И всё равно берётесь непонятно откуда! Отвлекаете от более насущного! Охранник! Забери с глаз долой! И пусть нынче же покинет пределы, в которых забота о порядке взвалеена на мою многострадальную шею.
Изгнание
– Не спи! Замёрзнешь…
Мая нехотя подняла заиндевелые ресницы. Зачем этот зловредный господин разбудил её? Погружаясь всё глубже в воспоминания, она вдруг обнаружила, что в её безрадостной жизни случались и солнечные летние дни, в которые можно было без устали носиться по мягкой траве, и вечера за ужином возле костра, когда вместо бесконечных упрёков удавалось услышать какую-нибудь увлекательную историю. Он же, вернув её к реальности, напомнил: никогда этого не будет. Только боль, не идущая ни в какое сравнение с прежними родительскими трёпками. Да тьма и холод. Без надежды хотя бы на крошечный кусочек тепла, способный вдохнуть жизнь в замерзающее тело, и на участие, готовое отогреть покалеченную душу.
Встречный ветер поутих, но теперь снег падал сквозь решётчатую крышу прямо на них, делая грязные лохмотья похожими на саваны.
– А вы чего здесь? – спросила девочка. В её представлении сосед скорее походил на нищего, чем на опасного преступника. Ничего общего с лесными разбойниками, с которыми имела несчастье познакомиться. Но пугал ещё больше. Те – просто жестокие люди, в которых не осталось капли человеческого. А в нём было что-то необъяснимое. Одновременно жалкое и жуткое, заставляющее невольно отодвигаться, вжимаясь окоченелой, исхлёстанной спиной в прутья клетки.
– Из-за того же, что и ты, – был ей ответ.