Небо впереди походило на брюхо свинцово-чешуйчатой рыбы, вспоротое темнеющим хребтом. Поздний рассвет растекался по горизонту под торжествующий вой. Пока жертва пробиралась топями, они забежали в обход, чтобы встретить её на открытом месте, где не спрятаться. А спасение, показалось, уже близко! Но одно дело увидеть, другое – очутиться там, когда силы совсем оставили. Деревенька спала, или прикидывалась спящей. Дымки едва курились над растрёпанными соломенными крышами. Не успеть!
Затвердевший подол мешал скакать по обледенелым сугробам. Под ломающейся коркой с режущими краями торчали скошенные стебли, до крови втыкаясь в онемевшие ноги. Мая спотыкалась и падала, царапая локти и колени. Они же бежали, не проваливаясь, всё ближе и ближе. По шершавому откосу съехала в овраг. На другой стороне среди высохшей крапивы виднелось что-то, скорее похожее на заброшенный сарай, чем на человеческое жильё. Кинулась к кривой покосившейся двери, та оказалась заперта.
– Помогите! – забарабанила она по доскам и провалилась внутрь – в тепло и полузабытый аромат горячей похлёбки из сушёных грибов…
*****
Страшные зубы щёлкнули возле самой пятки, когда беглянку втянули, и дверь захлопнулась. С той стороны послышался скулёж и скрежетание когтей по старому, но ещё крепкому дереву. А саму опрокинуло в сторону нечто, смахивающее на гигантский ком лохматой шерсти, разразившийся грозным лаем.
– Убирайся восвояси! Здесь нечем поживиться! – топнула старушка, и за стеной стихло. – Вулкан, на место! Это я не тебе, – на всякий случай пояснила она, помогая подняться. – Откуда ты такая? – жалостливо оглядели её. – На цыганку, вроде, не похожа. Те больше гурьбой побираются. Хотя, видок у тебя подобающий. Пусть не чернявая, зато чумазая не хуже ихних деток. И где только извозюкалась, когда грязь камнем отвердела?
– В болоте.
– Как же там очутилась? Эти ироды загнали?
– Они… – не было сил обстоятельно расписывать свои злоключения, потому просто согласилась с догадкой, более-менее похожей на правду.
– А в лесу чего забыла? Разве не знаешь, что в одиночку туда нельзя?! Иль отбилась от табора, потеряла своих в пурге?
Девочка отрицательно мотнула головой.
– Значит, таки не цыганка. Неужто одна пришла? Кто ж отпустил тебя раздевши? Куда родители смотрели?
– Никто. Их нет…
– Сиротка, получается… Далече твоя деревня?
– Я не из деревни.
– Вообще из не наших краёв?
Мая кивнула.
– Какая ж нужда погнала тебя метелью в такую даль? Голод?
– Нет, – сглотнула она слюнки.
– Да что я пытаю! Видать же, голодна не меньше тех, от кого убегла! Садись, – пододвинули ей табурет. – Наварила, незнамо кому. Самой много ли надо! Однако, не прогадала. Угощайся, горемычная.
Она не собиралась отказываться. Но вместо предложенного табурета резко присела на корточки, сморщившись, как ужаленная.
– Ты что?
– Не могу!.. – тоненько застонала Мая. В отогревающемся теле пробуждалась замороженная до времени боль.
– Ножки отходят? – с пониманием вздохнула женщина.
Забавный и, выяснилось, совсем не злой пёс лизнул выглядывающий из-под лохмотьев кончик пунцовой ступни, как бы пытаясь утихомирить подбиравшийся изнутри пожар. Но прикосновение щекотного языка даже не почувствовалось.
– Ага. И ещё щиплет, – всхлипнула гостья, – руку и сзади…
– Дай-ка посмотрю.
Старушка знала секреты лечебных трав, отчего священник и набожные соседи косо поглядывали, при этом не гнушаясь обращаться за помощью, чтобы лишний раз по пустякам не беспокоить Всевышнего. Она размотала тряпки, в несколько слоёв укрывавшие плечи на манер платка, сняла с неё мокрое оттаявшее платье – местами прилипшую ткань пришлось отдирать – и покачала головой.
– Ишь как разукрасили! Не поглядели, что дитё. Аж кровит! Эти твари и капельку за версту учуют. Оно их, видать, и раздразнило. Иначе с чего такой аппетит разыгрался, когда сама худющая – смотреть, прости, не на что. И, поди ж ты, до самой деревни гнались! А это откуда? – легонько взяли её за локоток, разглядывая выжженный знак. – Сбежала от хозяев? Не мудрено, раз так от них досталось. Только, боюсь, наш господин не одобрит. Тебя не будут искать?
– Не. Метку поставили, не чтоб не утекла, а наоборот, никогда не вздумала вернуться. Меня прогнали из города навсегда.
– В этакую непогодь и в таком виде? За что же?
– За мелкую кражу.
– Ты украла вот это? – заскорузлый палец коснулся серебряного кулона и сразу отдёрнулся. Нелепость предположения выглядела очевидной. Кто будет наказанной воровке оставлять украденное!