– Гляжу, ты устроилась уже! – зло процедила влетевшая хозяйка. – Быстренько освоилась! Покажи!
– Зачем? – попыталась вырваться Мая из цепких пальцев и одёрнуть рукав обратно.
– Откуда у тебя это? – ткнул ухоженный ноготь в шрам пониже локтя.
В неярком свете осеннего дня, попадавшем через узкое окно, он был почти незаметен. На загоревшем теле ещё немного б выделялся. Как бывало после того, когда в жару, отогнав стадо за холм подальше от деревни и вездесущих глаз подсматривающих шалопаев вроде Мартина, пастушка стягивала ветхое перелатанное платье, неподходяще лёгкое для всякого времени года кроме лета, и, искупавшись в озере, устраивалась на бережке, подставив себя заливающему землю солнцу. Думала, если с непривычки обгореть, на что частенько жаловались подружки, в разгар страды с рассвета до заката ни на минутку не отлучавшиеся с поля в тень, обожжённое место начнёт шелушиться и облезет вместе с позорной отметиной. Не тут-то было! Кожа просто делалась смуглой, как у цыган или мавров, чётко обозначая контур. Но такой загар сходил не в пример быстрее, чем с вечно открытых палящим лучам кистей, лица и стоп.
Тонкий палец с мягкой подушечкой щекотно провёл по предплечью, как будто слепой на ощупь пытался прочесть стёршуюся надпись.
– А жизнь твоя была куда богаче событиями, чем себе представляла, – оценила госпожа. – Думала, несчастную сироту из голодной деревни призрела, а вышло – подлое отребье, пойманное на разбое, но не помышляющее о раскаянии. Другой бы за подобный обман вздёрнул на первом суку, не раздумывая. И где ты успела преступить закон, не сумев с ним разминуться?
– Украла яблоко, – спрятала Мая наконец освобождённую руку за спину.
– Я, по наивности, хотела напугать тебя розгами. А теперь погляжу, ты лишь прикидывалась овечкой! – Хозяйка вспомнила, как её саму наказали монашки за незрелые сливы, без спросу сорванные в монастырском саду, а ещё разъяснили, что в миру за такое отрубают длань. Выходит, соврали. Стоит ли удивляться, они это делали направо и налево. – Так расскажи, как поступают с воришками наши добрые соседи. В подробностях.
– Зачем?
– Может, что перейму, а то некоторые сетуют мне на мягкость, будто всех распустила.
– Думаю, у вас не получится.
– Ты уже достаточно подумала за других! Хорошо, объясни – почему.
– Там, в городе, делают вид, что решают не сами, а по писанному в их законах. Особенно, если приходится идти против совести. Вы же здесь – единственный закон, и вам не за что спрятаться. Потому и школу открыли…
Благородная дама почувствовала себя улиткой, вытащенной из панциря. Странно было услышать подобные речи от простушки. Кто она вообще такая, что залезла к ней в душу?!
– Наивная девчонка! Я буду казаться доброй не дольше, чем захочу. И глубоко плевать, что обо мне думают люди не моего круга. О себе поразмысли! Решение о наказании в силе. А за каждую новую дерзость ещё добавлю. Остаёшься без ужина! Впрочем, ты ведь и не обедала?.. Ладно, голодом морить не стану. Уж не обессудь – будешь довольствоваться рационом прислуги. А они пусть доедают, что наготовили для твоего дружка. Он, видите ли, не соизволил. Откуда с ним знакома?
– Встречала раньше.
– Что-то украла у него?
– Не совсем…
– Отвечай внятно! Не мямли! Я имею право знать всё о моих подданных! Хотя, получается, ни черта не знаю!.. Ты ему должна?
– Вроде того…
– Надеюсь, он не истребует твой долг с меня?!
– Вы не сможете отдать, если только…
– Чего мелешь! Не хочешь же сказать, будто он дал нищей воровке больше, чем имею я, законная владелица феода!
– У вас этого нету… Оно вам и незачем, я думаю…
– Чем за других, за себя подумай! Следовало тебя уступить старику – заберите, даром не надо! Сами меж собой улаживайте! Так нет же! Прав он – влипнув, ты и меня впутала! Будешь сидеть здесь, пока всё не прояснится.
– Умоляю! Отпустите! Мне нужно к Мартину!
– Без тебя его разыщут. И всё расскажете, как миленькие. А если понадобится – мои слуги научат молчунов разговаривать! Реви-реви – сколько влезет! Оставь только слёзок до времени, когда по тебе прогуляется розга.
*****
Заснуть не удавалось даже под тёплым одеялом. Несмотря на угрозы хозяйки, здесь пленница ощущала себя в большей безопасности, чем на свободе. Надолго ли? Чувствовала, что слова пилигрима сбываются, и судьба снова отворачивается от неё. И то, о чём мучительно пыталась забыть, возвращается за ней из жуткого прошлого. В сознании против воли всплыло доселе запертое:
Светящееся малиновым очертание арки и петли со сгустком тьмы посредине, напоминающим будущий злополучный подарок нищего, приближалось, обдавая жаром и преломляясь от слёз. Мая зажмурилась, но оно не исчезло, только контур стал чёрным на огненном фоне – ворота в мир бесконечного ужаса, боли и стыда!..