– Осмелюсь утверждать, с лицом у неё всё в порядке. Будь какое уродство, молва б не судачила о ней, как о писаной красавице.
– А в прочих местах?
– Вопрос абсолютно не ко мне… – опять попробовал Фридрих пресечь его неуёмное любопытство, и снова не вышло:
– Но горничные-то сестрёнкам болтают. А те – подружкам.
– И тут, боюсь, ничего для вас интересного. Завидуют необычайно чистой и белой коже. Самим-то, с детства вкусившим труд на земле, такая непозволительна.
– А волосы?
– Натуральные. Париков не носит. Тёмные, как у южанки, но прямые. И густые с отливом.
– Жгучая брюнетка? – несколько разочарованно отреагировали на озвученную деталь. – Хотя, этим кокеткам дозволено быть кем угодно, если имеешь возможность. Чего ж тогда стесняется, гм…, своей красы?
– Думаю, в знак траура.
– Изображает печаль по щедрому покойнику? Куда проще! И в остальном можно себе не отказывать.
– Пять лет прошло. Достаточно, чтоб залечиться горю.
– Не удивительно, коли не брезгуешь лекарствами в виде разнообразных удовольствий. Вот бы с ней познакомиться. Жаль, замок не по пути.
– Завтра можете увидеть хозяйку на празднике. Если, конечно, вас не ждут более важные дела, – учитель поздно сообразил, что допустил оплошность. Гость с его высокомерно-пренебрежительным суждением обо всех и вся нравился ему меньше и меньше. А так получается, вроде предложил тому остаться до следующего дня. С другой стороны, не выгонять же под дождь, который явно не собирается утихать.
– Дела ждут всегда. Подождут и в этот раз. Край ваш гостеприимен. А праздники не каждый день. Чем не причина задержаться ненадолго? Наверно, соберётся всё окрестное население, раз сама госпожа пожалует. Это сильно облегчит… – пилигрим на время замолчал, чего-то сосредоточенно обдумывая.
– Облегчит что?
– Так, не берите в голову, ничего существенного, – отмахнулся он. – Чтобы сложить целостную картину мира, приходится собирать её по крупицам в разных местах, где доведётся странствовать. Хотел кое-что разузнать о здешней жизни.
– Только не совсем понятно: интересуетесь, как живут люди, – подловил Фридрих, – и в то же время презрительно называете их «чернью».
– Разве это не очевидно? – снисходительно улыбнулись блёклые губы. – Потому и называю, что больше вашего успел их изучить. И поверьте, это не за грязную одежду и всё, что бросается в глаза, а за то, что сидит у них внутри. Можете, конечно, возразить, мол, кто чисто одевается – немногим лучше, если не хуже. И не сильно ошибётесь. Поведайте мне ещё о хозяйке. Кто она, и как тут объявилась?
– Мне нечего прибавить к уже сказанному. Она племянница прежнего господина, вроде сирота, и вступила в права владения по наследству вскоре после его смерти.
– А до этого её не видели, скажем, когда гостила у дядюшки в детстве?
– Откуда мне знать? Я сам поселился здесь уже позже.
– Говорите, выглядит моложе своих лет? А может она, наоборот, возраст себе накинула?
– Не думаю. Какой в этом смысл? Да и в речах и поступках её чувствуется разум зрелого человека. Просто она хорошо следит за собой: здоровое питание, ежедневные прогулки на свежем воздухе, верховая езда, охота...
– Всё равно надо проверить. А с вступлением в наследство никаких сложностей не было? С доказательством родства, или завещанием?
– Вот уж не интересовался. Когда меня сюда пригласили, мне и в голову не пришло требовать с неё подтверждение прав на землю.
– Разумеется, – утвердительно качнулась шляпа. – Даже если и возникли какие-либо трения с законом, вас бы поставили в известность в последнюю очередь. Оставим её на время. Вы преподаёте здесь несколько лет?
– Пятый год.
– И хорошо знаете здешний люд, особенно молодёжь, тех, кто учится или учился у вас?
– Надеюсь, что знаю.
– Тогда попробуйте вспомнить: не было ли в судьбе кого-нибудь из них нечто странное – чудесное спасение, невероятное везение? Удравшего от зверей заику я, конечно, не имею в виду. Меня интересуют девушки. Лет пятнадцати, шестнадцати: наследство, внезапное богатство, удачное замужество, найденный клад?..
На его вопросы всё меньше хотелось отвечать. Какое может быть дело этому, судя по сухим морщинистым рукам и скрипучему голосу, достаточно пожившему господину до юных созданий, только вступающих в жизнь?
– По-моему, пятнадцать лет – слишком ранний возраст даже для удачного замужества, – высказал своё личное мнение Фридрих. – А другое – ни о чём похожем я не слышал. Все мои ученики, а также их друзья, родственники и знакомые – бедные крестьяне, которые трудятся много, а имеют мало. Выдумки о кладах – это не про них.