Фридрих подставил неприлично сухое лицо падающим каплям. Слизнул одну, пробежавшую по губам. Показалось солоновато на вкус. Тем лучше. Он тихонько приблизился к краю, смяв в ладони горсть холодной, липкой земли…
– Господин педагог? – заметили его. – Не хотите сказать пару слов? Покойный получил образование у вас. Впрочем, как и его убийца. Наслышан, ей вы уделяли больше внимания.
– Мне кажется, святой отец, – пришлось ответить, – сейчас не самое время и место для скоропалительных заявлений. Та, на кого вы ополчились, была дорога умершему. И когда он не может за неё вступиться, это выглядит кощунством по отношению к нему.
– Всё ещё пытаетесь отрицать очевидное? Поглядите – вы один такой, – торжествующе выражение на лице пастора показалось совсем не подобающим скорбному моменту.
– Она невиновна! И, если угодно, я намерен доказать это!
– Не тратьте силы впустую. Советую быть благоразумным. Святой Церкви решать – кому заниматься делами ведьм и колдунов, а кому следует подумать – полезное ли зерно сеет в неокрепших умах.
Зато твой твёрже булыжника – не достучаться! Запустить бы грязью в эти злорадные, поросячьи глазки! Учитель с раздражением швырнул землю в могилу. Застрявшие в ней мелкие камни, царапнув крышку гроба, отскочили в разные стороны.
Развернувшись, Фридрих молча зашагал прочь. Как некрасиво вышло! Стоило сдержаться!.. Покойник-то в чём виноват? А если немного – своей кошмарной смертью сторицей это искупил! Единственно, чем хоть как-то можно ему помочь – попытаться пролить свет на истинные обстоятельства его гибели.
И вот впереди целый свободный день. Ничем не лучше остальных. Разве что сегодня без дождя. Хватит уж. И так всё напиталось сыростью. Если и были следы – растворило и смыло. А ежели-таки остались – поди угадай, где их отыскать. Но необходимо вразумить запутавшихся и поставить на место зарвавшегося мракобеса, у которого молоко на губах без году неделя обсохло. Однако, это не помешало заморочить голову остальным! Всегда уважал житейскую мудрость простых людей, впитанную от самой земли. И на тебе! Глупое утверждение, озвученное чужаком и не имеющее под собой никаких оснований, подобно искре, попавшей в сухое сено, разожгло в них огонь, который, дай волю, всё испепелит. Куда подевалась их покорность? А может, как раз в ней и дело? Молокосос в сутане играет на стороне кого-то более сильного? Лишь счастливая случайность да гордый нрав молодой госпожи позволили выиграть немного времени. Преступно не использовать его! Надо докопаться до истины раньше, чем зыбкие весы, перегруженные людским невежеством, необратимо качнутся. Найти нечто такое, чтобы у самых упёртых открылись глаза. А для начала открыть их самому. Но в голове и вокруг один туман…
Как убитый оказался в рыбацких сетях? Версию, будто тот упал в них с неба, рассматривать смешно. Значит, либо пришёл к тому месту ногами – далековато и зачем, либо… Вынесло течением, что наиболее правдоподобно. Офицер утверждал, его выловили возле устья Ворчуньи – от моста к воротам полмили. Там его подкараулили, проломили макушку и скинули? Под носом у городской стражи? Куда удобней проделать это раньше, в лесу, где никто не помешает. Вот только каким ветром его туда занесло и что он там забыл?
Ясно одно: распрощавшись с Маей, покойный отчего-то направился не к своему дому с видом на церковь, а в противоположную сторону. Дорога от места, где они расстались, одна – уже легче. Можно попробовать повторить его путь, авось и цель приоткроется. Куда б отсюда имело смысл двинуться, завладев неожиданным богатством? Естественно – в город. Но только не посреди ночи, через лес! Парню не хотелось ждать? Надеялся, рассвет застанет в самом начале пути? Осенью светает поздно, крестьяне лучше других об этом знают.
Самому неуютно… При свете дня!
И то, был этот свет каким-то разбавленным, позволяющим различать контуры, но не сами предметы. Подмороженная грязь почти не хлюпала, влипшие в неё листья не шелестели. Мир затаился в ожидании зимы. Осталось спрятаться под снег, и до весны никто не потревожит. Лучше пусть не оживает! Фридрих никогда не считал себя суеверным, но тут хотелось держаться подальше от нависающих ветвей, как будто сейчас с них прыгнет на спину какая-нибудь мерзость, или сами подцепят и утащат в туманный сумрак. Проглотит тебя, и снова станет тихо. Исторгнет ли, переварив, как Мартина? Тот, видать, посмелее был, раз отважился забрести сюда впотьмах.
Впрочем, даже последние трусы иногда теряют осторожность, почувствовав ложную неуязвимость из-за внезапно попавшего в руки подарка судьбы, ощутив себя если не всемогущим, то бесконечно везучим. Недолго представить, летел, точно на крыльях. И как пилигрим его не вычислил? Питал надежду, Мая таки сдержала слово никому не болтать про подарочек? Учитель пока так и не знал – стоит огорчаться или радоваться, что камень до сих пор не у него в руках. Или уже?.. Раз старик давно не объявляется… Догнал несчастного и отобрал своё сокровище?.. Не сходится!.. Тот должен был сам ему отдать – иначе никак. И отдал бы!.. Зачем тогда было его убивать? За то, что узнал тайну, какую знать не полагалось? Опасался, разболтает? Кому ещё она известна – Мае, которой теперь среди обывателей нет веры, и, собственно… Кажется, пришельца это не очень обеспокоило. Убеждён – чудаку-учителю тоже не поверят? А желторотому юнцу, частенько склонному приписывать себе лишнее – да? Сомнительно!.. Значит, кто-то его опередил. И кто – загадочный гость наверняка не меньше жаждет разобраться. Его дух будто витает в затхлом воздухе. Не оставляет ощущение, за каждым твоим шагом наблюдают… Вот он, лёгок на помине! Стоит, вынюхивает…