– Как тебе не стыдно?! – покраснел Фридрих. – Ты ведь моя ученица!
– Бывшая! А теперь на хлеб зарабатываю!
– Я совсем не то имел в виду. Просто хотел задать несколько вопросов… Давно ты этим занимаешься?..
– С год уже.
– И часто?..
– Как повезёт с клиентами. Если раньше мертвецки напьются, то и мне ни гроша не перепадает. С выручки за угощение ничегошеньки не дают. Хорошо, объедки домой таскать удаётся. У свиней приворовываю. Хозяин, хм, по доброте на это глаза закрывает. Ну, а когда гости ещё способны на что-то, приходится вкалывать и на себя, и на него, – всхлипнула она. – Ещё и должна бываю! Зачем только научилась считать в вашей дурацкой школе?! Это хотели разузнать? Ну так я пошла.
– Погоди, – попытался он заговорить мягче, хоть от вскипающего гнева готов был всё тут разнести. – Хочешь, вызволю отсюда? Замолвлю словечко перед кем надо.
– Так насильно не держат. Пинка под зад завсегда пожалуйста. Только опосля него уж не подымешься. Так и околеешь в грязюке.
– А другим заняться не пробовала?
– Чем? Подёнщиной? Надорвёшься прежде, чем голод обманешь. Оно мамашу калекой и сделало, что дочь теперь и за себя, и за неё.
– Переговорю с госпожой. Пристроит…
– В горничные аль экономки? С моим то послужным!.. Не смешите! А гнуть за плесневелую корку хребтину – увольте!
– Но другие...
– У них земли кусок, отцы, братья, мужья – чего мне, знамо, уж не грозит, – горький вздох прозвучал как-то буднично. – А ещё мать больную содержать, не забывайте.
– Некоторые справляются…
– Вы про Майку-пастушку что ли? Так ей наши заморочки без интересу. Немочь, голодуха да простуды таких не берут. Бывало, изморозь ляжет. Пёс косматый и тот дрожит не дождётся, когда домой. А она танцует себе, царевна – платье из дыр заплатами сшитых, точь-в-точь летом средь ромашек, припевая. Чему дивиться – на шабашах голышом пляшут, и ничего. Старая сама подлечится, даром что ль умеет. Знать, тоже из ихнего племени. Стадо для виду – теперь уж ясно. Главное – козни всякие, чары, привороты…
– Ну и чушь! Где ж ты такого понабралась?!
– Да хотя б из книжек ваших. Там и картинки есть, где девки голые на мётлах летают. Майка давала позырить. Мне невдомёк тогда было про её к этому интерес…
Вот болван! Да поздно себя корить. Пилигрим отчасти прав, стоило думать, чего давать детям для прочтения. Умение складывать буквы в слова ещё не гарантирует понимание смысла. А про откровенные иллюстрации к довольно мракобесным текстам и речи нет!
– Вы дружили?
– Не то, чтобы… Снадобья через неё доставала.
– Для матери?
– Не только. Себе тоже … Бабка, если прямо к ней обратишься, так возьмётся глазищами совиными поедать, аж сердце холодеет. А эта лишь улыбается сочувственно и по-доброму, мол, пользуйтесь на здоровье, как если б впрямь слабительное попросили. Иль для виду строила непонятливую. Лиса хитрющая!..
От чего на самом деле понадобилось лекарство – выпытывать не стал, без того догадался. И от неловкости ляпнул:
– Завидовала ей?
– Особливо теперь! – мрачно усмехнулась Берта. – Верно вы учили, за любой грех приходит расплата.
Фридрих счёл лишним уточнять, что вероятнее всего ему ошибочно приписали утверждение прежнего пастора. Общий смысл и он не стал бы оспаривать. Хотя не ко всему, озвученному священником, относил эту формулировку, а к оговорам – подавно.
– И в чём, по-твоему, она согрешила?
– Разберутся, кому положено, – равнодушно зевнула девчонка. Но вдруг призадумалась. – Говорите – чему завидовала? Отчего одним любой каприз – извольте. Захотелось – хлоп, и вот оно! А другим – горести да напасти с рождения до гроба! Даже помечтать некогда. Видно, неспроста! А если за такое везение дорого заплачено? Тем, чего у нас, простых, нету. Или отдать боимся. Может, правильно. А может, по темноте да трусости. Так и подохнем, ни минутки счастья себе не купив. Вот я, – перешла она на шёпот, выдавший волнение, – тоже б не отказалась продать душу, найдись покупатель пощедрее.
– Как можно такое говорить! Опомнись! – учитель, сам не заметив, примерил на себя рясу проповедника. В этот момент их набившие оскомину нравоучения показались не такими уж пустыми.
– Да кому моя нужна! – фыркнула служанка. – Или барыш за неё, по обыкновению, другому уплывёт! И так, считай, уж погубила за бесценок. Всё одно – пропала, и ничего завидного ей не светит. Хорошо ведьме! Успела познать настоящую любовную страсть. А мне оно хуже, чем горбатиться на пашне!
– О чём ты?
– Не разумеете? О ней со старостиным сынком, ком ещё.