– Неужели в вас нет ни капли жалости?
– Даже капле этой отравы по силам нанести ощутимый вред! Представился случай убедиться! – скривил губы пилигрим. – Никто не страдает без вины, ибо она есть на каждом. На вашей пастушке, кстати, тоже. Начинаю понимать, отчего она столь охотно смирилась с жизнью, начисто лишённой комфорта. Умение терпеть тяготы немало пригодится в недалёком будущем. Чем понапрасну ей завидовать, подумайте о себе.
– Завидовать? С чего бы?.. – удивилась хозяйка.
– На её долю выпали и ещё предстоят испытания, каких вам, считающей себя этакой железной, ни за что не вынести. Она крепче духом. Изнеженную барышню, взращённую в холе и не знавшую забот, сломать проще простого.
– Заточение в монастыре называете беззаботным детством?
– А как иначе? Ну, пожурят, назначат послушание, мягкие места подрумянят в воспитательных целях, зато всегда есть пища, крыша над головой, и жизнь, которую никто не собирается отнимать. А теперь и вовсе, тысяча крепостных душ заботится о благоденствии, слуги исполняют любую прихоть. Одни развлечения – верховые прогулки, охота, бессмысленное обучение грамоте и наукам выводка голытьбы.
– Развлечения? Не поняла, при чём тут школа…
– Назовём это благими побуждениями. Допустим, вы даже сами уверены, что так и следует называть. Только, боюсь огорчить, ваше великодушие продиктовано не заботой, а завистью. Вам, людям, обязательно должно чего-нибудь не хватать. И вы решили, что оное – свобода. А что же ещё, когда во всём остальном можно себе не отказывать? Но ни надёжные стены, ни роскошные туалеты, ни породистые лошади не дадут её, желанную. Воспитание, приличия, этикет – для вас путы, от которых простолюдины избавлены, по-вашему, предоставленные сами себе. За ними не шпионит назойливая свита, они не обязаны напяливать лишнее в жару, лицемерить, притворяться, принимать трудные решения и бояться не просчитанных последствий. Вот и захотели поделиться с ними: надуманными проблемами, терзаниями и переживаниями о том, что их не должно касаться. Связать понятием о правилах, не ими и не для них придуманных. Как же, не честно, когда одни обязаны неукоснительно им следовать, в то время как другие даже не подозревают о них! А знакомо ли вам, каково трудиться от зари до зари, выбиваясь из сил, мёрзнуть, не имея чем прикрыться, и голодать, когда нечего сунуть в рот? Желаете отведать? Вам кажется, косые взгляды могут жалить больнее кнута, а осуждение света – жечь сильней огня. Что ж, представится возможность сравнить.
– Каким образом?
– Желаете узнать?
– Пока здесь власть и закон на моей стороне, – не понравилось даме, куда он клонит.
– Надолго ли? Этим союзникам свойственно без колебаний принимать сторону сильнейшего.
– И я имею право прибегнуть к силе, – напомнила она, – если понадобится. Горстка всадников из города, думаю, прекрасно об этом знает.
– При чём тут они? Так, для виду – одних постращать, других подбодрить.
– Не думаете же вы?..
– Что трусливые рабы пойдут на приступ? Рассмешили! Их протест вполне себе мирный. Побузят и разойдутся. Вот только шум этого праздника непокорности, склонен подозревать, уже докатился до мест, где к нему прислушались те, от кого что-то зависит в этом мире. Как думаете, отчего взамен никудышному пропойце сюда определили самого способного и усердного? Подающего большие надежды!
– Наверно, чтобы поправить дела духовные, – признала хозяйка, – как в их представлении должно быть.
– Именно! Заранее понимая, что с ними тут неблагополучно. Знаете, кто был наставником молодого пастора? Слышали про Бесоборца? В просвещённых землях одно упоминание его имени повергает в трепет. И тот премного доволен своим учеником.
– За что ж его сослали к нам в глухомань?
– В том-то и вопрос. Наверняка кому надо доложили, о чём вещал пьяница с колокольни. Теперь же ещё больше заинтересуются персоной, оказывающей покровительство ведьме.
– Девчонке? Неужели и у них разум затуманен? Какая она ведьма?!
– Как некто – благородная дама? Им хватит умения и средств выяснить и проверить.
– Раньше что-то не сомневались, – посерьёзнела женщина. – С чего вдруг?
– Разве не понятно? Повода не было, а нынче им его преподнесли на блюдечке.
– Вот оно что. Через дворню подкапываетесь к госпоже? Обвинение в убийстве – лишь предлог. Думаете заставить её оговорить меня?
– По мне, правда всегда действенней. Хотя не думаю, что вы, особа весьма скрытная, доверили б тайну холопке. Разве что-нибудь пикантное, но невинное по сути, поддавшись минутной женской слабости во время совместных рыданий по возлюбленному. Точнее – для одной. А для второй, более искушённой – скорее, любовнику.