Хафф Таня
Камень огня
Таня Хафф
Камень огня
1
Когда процессия остановилась у края вулкана, воровка, презрев гордыню, истошно закричала. Безучастные к человеческим слабостям, жрецы монотонно бубнили свои молитвы, в то время как толпа, овладев нависшими над кратером галереями, возбужденно перешептывалась - она затем и нахлынула сюда, чтобы насладиться человеческим страданием.
- Говорят, она держала Камень в руках, - пропыхтел пухлый торговец, прикладывая к потному лбу надушенный платок. Зной, льющийся сверху, соединяясь с жаром расплавленного камня, идущим снизу, создавал на галереях невыносимую атмосферу. - Говорят, она подошла ближе всех за последние двадцать лет.
- Говорят, - машинально повторил юноша с холодным презрением.
Он перевел взгляд вниз, где в тридцати футах от галерей находился тот самый Камень. Красно-золотой, величиной с голову ребенка, он покоился в золотой чаше, венчая золотой шпиль, вздымавшийся из клокочущей лавы. В его сердце горел таинственный огонь, олицетворяющий власть. Этот Камень хранил Ишию - столицу королевства Сизали - от гибели в потоке огня и пепла, не давал ей задохнуться в серном дыхании живого вулкана. "И говорят, воровка держала его в руках". Юноша отдал должное ее мастерству, если не ее уму.
Молитвы кончились.
Жрецы Четвертого, чьи мрачно-красные мантии как пятна крови темнели на фоне скалы, отступили назад, и два могучих прислужника подняли связанное, корчившееся тело, чтобы водворить в клетку.
Зрители на публичных галереях дружно исторгли вздох, и юноша задался вопросом, насколько религиозным событием является эта казнь.
Религия этих мест - не только Сизали, но и соседних стран - включала множество объектов и церемоний. Здесь были и жрецы, и чародеи; помимо обрядов, посвященных божествам, существовали и мирские обряды. Одна Внизу насколько юноша мог понять, что-то вроде матери-богини, - родила девять сыновей, Девять Наверху. Все они не имели имен. Четвертый был богом правосудия.
Крики возобновились с утроенной силой.
Юноша обратил взор к Королевской галерее. Присутствовали только близнецы. Значит, спуск будет медленным. В народе говорили, что близнецы тоже связаны с Четвертым, хотя они никогда не посвящались в жрецы и уж точно не были чародеями.
"Правосудие", - скривил он губы.
- Ты не из Ишии. - Торговец явно больше интересовался соседом, чем событием дня.
Медные волосы, подстриженные короче, нежели требовала нынешняя мода, бледная кожа, острые черты лица и хрупкое телосложение - все выдавало в нем чужеземца. Среди безмятежных, любящих удовольствия горожан он выделялся недовольным выражением лица и замкнутостью. В Ишии было мало чужеземцев. Проводимая королем политика отбивала у них охоту оставаться здесь.
- Ты в первый раз видишь Госпожу?
Юноша только хмыкнул, подумав, что местное прозвище вулкана звучит нелепо.
Торговец облизал губы и неуверенно протянул ему руку.
- Может, позволишь угостить тебя?
- Нет.
Рука не дождалась ответа - юноша излучал отвращение.
Торговец разочарованно пожал плечами, но, утешив себя философским изречением: "Чужеземцы, кто их поймет!" - снова повернулся к кратеру.
От мягких кожаных башмаков воровки поднимался дым.
Искусно лавируя в шумной толпе, юноша спускался по ступеням террасы и размышлял об участи воров в королевском городе. На прощание он прихватил, повинуясь инстинкту, кошелек торговца и теперь подбросил его в руке. Уголки тонких губ юноши приподнялись в улыбке. Что ж, толстяк сам предложил угостить его.
- Аарон!
Чужеземец поднял голову, прекратив теребить кошелек белыми пальцами; над серебристо-серыми глазами взметнулись густые, кустистые брови.
- Не махай на меня своими демонскими крыльями, парень! Я третий раз тебя зову. Чем это ты так увлекся, что не слышишь меня в моем собственном доме?
- Я ходил сегодня на гору. Посмотреть казнь.
- И что? Разочаровался? - фыркнула старуха, сидевшая на диване.
Аарон нахмурился и сунул кошелек в карман своих широких штанов.
- Ты не знаешь, о чем говоришь, Фахарра.
- Да неужели? Нет, парень, я еще не лишилась рассудка. - Старуха выразительно засмеялась, но смех ее прервался кашлем. Задыхаясь, она гневно посмотрела на чужеземца. - Я вижу больше, чем ты думаешь. Подай мне вина!
Когда юноша направился к столику у дивана, Фахарра ухватилась за край его туники.
- Только не эту дрянь! Моя внучка так его разбавляет, что им можно умываться. В сундуке есть бутыль хорошего вина.
Массивный сундук из черного дерева, сплошь покрытый костяной инкрустацией, был заперт. Но Аарон легко справился с замком.
- Однажды ты убьешь себя этой гадостью, - заметил он, протягивая старухе полный кубок.
- Имею полное право! - Фахарра жадно отпила и облизала пересохшие губы. Ее костлявые руки дрожали мелкой дрожью, но она не пролила ни единой капли. - Шестьдесят два года я была лучшей гранильщицей драгоценных камней в Ишии. - Она сделала еще глоток. - Я огранила тот изумруд, что украшает верхушку королевского посоха. Нелегко огранить такой огромный изумруд, позволь сказать тебе.
- Ты уже говорила, - тоскливо перебил ее юноша. Он снова наполнил кубок темно-красным вином до металлического ободка.
- И еще скажу, если будешь хорошо себя вести.
Пока старуха молчаливо попивала, Аарон убрал на место пустую бутыль и запер сундук. Пусть внучка удивляется. Стерев едва заметные следы пальцев на черном дереве, он вернулся на широкий мраморный подоконник и стал глядеть поверх крошечного садика на город.
- Ты обгорел на солнце, - промолвила наконец Фахарра. - Хорошо, что ты обычно работаешь ночью.
Бледные пальцы юноши коснулись высокой скулы. Вздрогнув от боли, он возвел глаза к красно-золотому сиянию над крышами верхнего города.
- Не волнуйся, парень, - снисходительно молвила старуха, - ты получишь причитающуюся тебе порку. В Госпожу бросают только тех, кто покушается на Камень.
Аарон резко обернулся. Он очень хорошо видел в темноте, но в наплыве сумерек с трудом разглядел старую гранильщицу среди ее шалей, одеял и подушек.
- Что? - будто чужим голосом спросил юноша.
- Думаешь, я не знаю, почему ты обосновался здесь после всех своих скитаний? - Фахарра глотнула еще вина, смакуя его летний букет, и решилась. Она слишком стара, чтобы и дальше ходить вокруг да около; скоро пробьет ее час, и если парень, не послушает ее, то и его время кончится тоже. Как ясно виден он на фоне вечернего неба! Впрочем, гранильщица всегда видела его ясно. - Мы сечем наших воров до смерти. Сечем на рыночной площади. - Память перенесла ее на минуту туда, на рыночную площадь, когда ее руки еще были твердыми, глаз - верным, а ее искусство восхищало королей. - Сечем наших воров до смерти, - повторила она, возвращаясь в настоящее. - Но сперва мы должны их поймать.
Юноша неподвижно сидел у окна, словно был вытесан из камня.
- Ты слишком хороший вор, Аарон, мой мальчик. Если ты и правда хочешь умереть, как твоя кузина, ты не так берешься за дело.
Видя, как сдвинулись его брови и сжались губы, Фахарра поняла, что промелькнуло в его мозгу. Воспоминание о смерти кузины наглухо закрывало его от нее, Фахарры, глубоко погружало в себя - даже глубже, чем всегда. А Фахарра хотела... о, она хотела слишком много: своей молодости, своего мастерства, терпения, времени. И сейчас она смотрела на Аарона как на последний драгоценный камень, который когда-либо гранила. Нет, гранила заново, ибо он уже был бриллиантом, твердым и блестящим, но с трещиной в глубине своего многогранного сердца.
Того и гляди кто-то или что-то ударит по этой трещине, и молодой вор разлетится на миллион крошечных осколков. Фахарра решила предотвратить это и каждый день благодарила Девять Наверху и Одну Внизу за тот случай, что привел Аарона в ее жизнь, а вместе с ним обрело смысл ее существование именно тогда, когда старуха думала, будто оно заключено лишь в испражнениях и разбавленном вине.