"Один дурак-ювелир испортит своими оправами больше хороших камней, чем сто полуслепых гранильщиков, страдающих от похмелья".
Так говорила старуха.
Вор помедлил, вспоминая, что еще она должна сегодня сказать. У него засосало под ложечкой. Глядя на черный прямоугольник ее окна, Аарон сдвинул брови, и они встретились над переносицей, больше, чем всегда, напоминая демонские крылья. Он покачал головой, стиснул зубы и, весь звенящий от напряжения, пошел дальше.
"Я уважу старую госпожу. В конце концов, она этого заслуживает". Вор еще не мог признаться себе, что надежда снять камень с души стала уже слишком сильной, чтобы о ней забыть.
Он осторожно перебрался на ветки стройного фигового деревца, потом перебросил ногу через широкий мраморный подоконник.
В комнате было очень тихо.
У Аарона еще сильнее засосало под ложечкой.
Диван черной тенью стоял у дальней стены. Даже его глаза, привыкшие к ночи, не могли разглядеть, что на нем навалено.
Он проскользнул в комнату, бесшумно ступая по плиткам пола. Старуха так редко спала теперь, и юноша не хотел будить ее. Он только хотел убедиться, что ей удобно, и уйти.
У самого дивана его нога на что-то наткнулась. Это что-то закачалось и зазвенело металлом. Аарон наклонился. Кубок Фахарры. Не совсем сухой, значит, кто-то - скорее всего служанка, - налил ей вино перед тем, как старуха заснула.
Теперь юноша видел ссохшееся тело гранильщицы, лежащее среди подушек, шалей и одеял. Еще шаг, и он увидел ее лицо.
Фахарра казалась очень раздраженной.
Глаза были открыты.
Аарон коснулся ее руки. Пальцы уже начали коченеть.
- Как ты узнал, - обратился он к богу своего отца на языке, на котором не говорил пять лет, - что я люблю ее?
2
Напоенный ароматом дым вился вокруг мавзолея, и колокольчики в руках скорбящих разбивали вечер на крошечные осколки. Сидя на крыше одной из замысловатых гробниц, невидимый снизу, Аарон зажал уши от этого звона, грозящего разбить и его самого.
Внучка Фахарры не поскупилась, и похоронная процессия от дома до храмового крематория, а оттуда - в некрополь стала зрелищем, достойным лучшей гранильщицы драгоценных камней, которую знала Ишия.
- Но пока она была жива, - тихо проворчал Аарон со своего укромного места, - у тебя не нашлось ни времени, чтобы посидеть с ней, ни какой-либо доброты, чтобы осветить ее дни.
Спрятав свою полнеющую фигуру под траурным одеянием, внучка изображала тяжелую утрату, пока нанятые плясуны несли латунную урну в квадратное мраморное здание, где покоились останки пятнадцати поколений ее семьи. Когда они вышли и вопленицы вознесли последний заупокойный плач к богам, внучка повернулась и, заботливо поддерживаемая подругами, повела процессию обратно в город.
Аарон смотрел, как она уходит нетвердой походкой, и кривил губы. Если эта жирная свинья вообще способна что-нибудь чувствовать, то лишь удовольствие оказаться в центре внимания. Юноша ни на миг не поверил, что эти красные и желтые вуали скрывают горе.
Наконец прекратилось сводящее с ума звяканье, и тяжелый аромат сандала развеялся вечерним ветром. Тогда вор бесшумно спустился на землю.
Дверь в мавзолей была заперта, а замок туго обвит красными и желтыми лентами.
Яростным движением Аарон разорвал ленты и вслед за ними бросил замок на землю. Смазанная дверь бесшумно распахнулась, впустив юношу внутрь.
Он работал и жил в тени, но эта темнота была другой. Резной фриз обрамлял свет, льющийся в открытую дверь мавзолея, не позволяя ему распространяться дальше серого прямоугольника на полу. На границе этого тусклого освещения, почти в центре гробницы, стоял алтарь: Девять Наверху окружали Одну Внизу, которая баюкала в мраморных руках латунную урну. Фахарра! Она останется в объятиях божества, пока не умрет следующий член семьи; тогда ее урну переставят на полки, протянувшиеся вдоль стен.
Аарон не видел полок - за алтарем темнота сгущалась в непроницаемую черную стену, но он чувствовал тяжесть мертвых и радовался, что ему не нужно проникать в их святилище. Вор пришел за тем, что находится у Одной Внизу. Боги Ишии не внушали ему ужаса, поскольку бог без веры - ничто, а Аарон верил только в смерть.
На границе прямоугольника света юноша остановился и протянул руку в тень. Нет, не достать. Его рука нащупала воздух. Придется сделать еще шаг или два за эту границу.
Аарон содрогнулся. Шагнуть в темноту, даже не такую густую, как у алтаря, все равно что войти в царство мертвых, в их мир, а не в обычное место их упокоения, и демоны его детства зашевелились во мраке. Но тут его руки коснулись урны, и, получив желаемое, вор отбросил свои страхи.
Он быстро вытащил пробку и погрузил крошечный золотой флакончик в крупный пепел. До нынешнего утра во флакончик были налиты любимые духи Фахарры, и запах жасмина еще не выветрился. Аарон украл его прямо из-под носа распорядителя похорон. Наполнив флакончик, юноша залепил его кусочком воска, на шелковом шнурке повесил на шею и спрятал под рубашку. Когда он водворял на место пробку, его захлестнул гнев. Внучка осталась верной себе до конца: урна была просто латунной, с рельефным рисунком, но без драгоценных камней. Оскорбление величайшей гранильщице, которую знала Ишия.
Величайшей гранильщице, которую знала Ишия...
И тут его осенила идея.
Аарон выпрямился и поднял ногу, собираясь уйти. Но, сам не зная почему, снова опустил ее. Еле различимое, лицо Одной Внизу смотрело на него с безмятежным сочувствием.
- Она ненавидела оставаться в темноте одна, - прошептал юноша и едва узнал собственный голос. Он прижал флакончик к груди. - Теперь Фахарра не будет одна. Не совсем одна. - Вор пытался остановить крик тоски, который рвался из самых глубин души, где лежал, спрятанный, два последних дня, но тот оказался слишком сильным. Он вознесся, а достигнув вершины, подхватил Аарона и бросил вниз, и юноша потерялся в этом крике.
Пронзительный вопль вернул его в чувство. Он тупо огляделся по сторонам, пытаясь сообразить, где находится. Мелькавшее в темноте белое пятно - удирающий в страхе прислужник - оповестило его о пребывании все на тех же землях храма. Смутные воспоминания о беге в темноте, о том, как он налетел на камень, упал, поднялся и снова побежал, не очень помогали. Фиговое дерево, растущее рядом, сказало больше, ибо многочисленные гробницы давно уже вытеснили из некрополя все деревья. Аарон вскинул голову. Сверху на него грозно взирала женщина с ястребиным носом. Он похолодел от ужаса, но вскоре понял, что она - каменная. Сад Знати.
Тела дворян отдавали вулкану, а их подобия в полный рост высекали в граните или обсидиане и ставили на участке храмовых земель, отведенном для таких памятников.
Прислужник, гуляя в одиночестве среди статуй умерших, увидел несущееся на него из темноты лицо - фигуры он не разглядел, ибо одежда Аарона была темной. Предполагая очевидное, прислужник завопил и бросился наутек.
Слегка поклонившись памятнику дворянке, Аарон рысцой устремился к стене храма. Он не безосновательно подозревал, что сообщение прислужника будет выслушано менее впечатлительным субъектом, и не испытывал ни малейшего желания сталкиваться с храмовой стражей.
Из широкой ссадины на руке сочилась кровь, но никакого иного вреда дикий гон по некрополю ему не причинил. И хотя пересохшее горло саднило, он чувствовал в себе некую умиротворенность. В оставшиеся до рассвета часы он отблагодарит за дружбу лучшую гранильщицу драгоценных камней, которую знала Ишия.
Он украсит место ее упокоения одним из ее творений. Аарон вернет ей изумруд с королевского посоха.
* * *
- Я не хотел спрашивать, и ты, возможно, скажешь, что это не мое дело... - толстяк провел грязными пальцами по тяжелой золотой цепи к висящему на ней медальону, - но как ты достал ее?