— Почему так тихо? — рассмеялся иллюзионист, шагая вперед. Керал, сжавшаяся в комок, попыталась отползти. Дейр наблюдал за этими жалкими потугами и чувствовал этот сладкий-сладкий вкус возмездия на губах. — Почему же так тихо, м? Может, тебе маловато? Ты же так любишь, когда кто-то страдает! Так пострадай сама!
Между ладонями заискрился болотный туман и отправился к прежней атаке. В кровавом мареве заплясали отвратительные грязные узоры. Керал широко распахнула сверкающие глаза и захрипела, схватилась за горло, забилась, как выброшенная на берег рыба.
Лио медленно подошел к ней, униженной, корчащейся от жутких, уродливых воспоминаний. Взглянул свысока, наслаждаясь видом, и с силой надавил каблуком на плечо. Керал завизжала, заизвивалась, как крыса в кошачьих когтях. Дейр ощутил, как по телу теплыми волнами расползлось осознание, что теперь он властвует над ней. Что он — выше, он — решает ее судьбу. Он!
Послышался смачный хруст, и Лио брезгливо поднял сапог. Визг инсив превратился в болезненный хрип, тело ее заколотило в болезненных судорогах. Дейр не смог сдержать смешка.
— Кто теперь на шаг позади, Керал? — прошипел он и крутанул меч в воздухе, с удовольствием наблюдая за его тенью, мелькнувшим в желтых глазах. — Кто теперь в проигрыше? Кто выбрал неверную тактику?
Лио опустился на одно колено. Керал изгибалась так, словно ее прошиб электрический ток. Дейр впился в раскрошенное плечо и вновь придавил ее к камням. Ладонь резали выступавшие из кожи осколки костей, но каннору было абсолютно плевать — это его триумф, его победа! И он не собирается его упускать.
— Поверженная и сломленная, — Он окинул взглядом искаженное болью лицо врага. — Такая ты мне нравишься куда больше. Ох, ты так любила пафос!
Керал теперь лежала неподвижно, широко распахнув глаза. Белые губы кривились и шептали что-то невнятное, но Дейру было приятно думать, что это молитва. Потому что последнее, что сделала бы Керал — помолилась. Она беспомощна. Она раздавлена, как поганый клоп, и размазана по камням отвратительной кровавой кляксой! И все, что ей остается — надеяться на чужую помощь. Которая никогда не придет.
Дейр направил острие клинка на ее слабо вздымающуюся грудь. Эх, вот жалость, надо было с плечом сломать еще и пару ребер. Но ничего. Скоро это не будет играть никакой роли. Как и сама Керал.
— А подохнешь, как грязная крыса, — хмыкнул каннор, крепче сжимая рукоять ножа. — Одна. Без семьи. Без друзей. Без любви. И даже ни один из твоих прихвостней не прибежит, чтобы меня остановить. И когда ты умрешь, когда последний воздух выйдет из твоих легких — всем будет плевать! Никто не заплачет. Никто не явится на твою могилу. Все тебя забудут, словно тебя и не было. Всем будет плевать, как тебе было плевать на всех! Вот оно, доказательство, что твоя жизнь ничего не стоила! Но я все равно с превеликим удовольствием отниму ее у тебя.
Он обхватил клинок обеими руками и перевел взгляд на чужое лицо. Он хочет видеть — видеть, как эти глаза навсегда меркнут! Как эта сволочь сдыхает, как она хватает ртом воздух и цепляется за этот мир — но тщетно, тщетно, тщетно! Сейчас это произойдет. Сейчас она умрет! Дейр чуть приподнял меч, чтобы с разгона вогнать его прямо в сердце. Сейчас!..
Керал вдруг замерла. Не было слышно хрипов, не дергались в конвульсиях руки, не шевелилось лицо. А затем произошло страшное. Произошло то, отчего душа ухнула под землю, а все надежды, все, чем полнился сосуд под ребрами, разбилось вдребезги и разодрало нутро на куски.
Глаза Керал остекленели и погасли.
Сырой пещерный воздух наполнил легкие, а от призрачного запаха гари все внутри свернулось в трубочку. Правда тошнило совсем не от душка, а грудь раздирало не из-за влажности. Но Ил просто хотел найти причины, почему ему вдруг захотелось развернуться и убежать.
Впереди уже проглядывался выход, подсвеченный озерным светом и огненными всполохами. Битва в самом разгаре. Ил должен был присоединиться, так положено. Но если сунется, его свои же и зарубят. И не случайно — наверняка целой стаей набросятся, позабыв про крыс…
Камень на шее едва потеплел. Снова общее сообщение. Но Ил сегодня уже один раз вышел в поток, сглупил. Второй ожог под кадыком ему был не нужен.
— Что там? — он обернулся через плечо.
Оливер, идущий в метре позади, мотнул головой.
— У инсивов ничего.
Ил нахмурился. Значит, что-то именно каннорское. Вдруг важное? Была не была. Он потянулся к ожерелью, но Оливер перехватил его запястье на полпути. Учитывая то, что в щели между скалами они едва протискивались, действие это было не из легких.
— Не вздумай, — серьезно шикнул он.
Подселенец вскипел:
— А ты не вздумай указывать мне!
— Я буду указывать! Потому что в случае чего откачивать тебя буду я.
— Я не выйду в общий поток, — Ил упрямо вырвал руку из хватки. — Свяжусь с Дейром напрямую. Проблем возникнуть не должно.
Оливер снова вцепился в его ладонь.
— От него и идут все проблемы. Напомнить, кто натравил на тебя целый лагерь?!
— Напомнить, из-за кого? — Ил закатил глаза, но руку расслабил и продолжил продираться вперед. — Если бы ты изначально хотел мне помочь, не заводил бы разговор той ночью, мол, у тебя нет выбора, должен взять все на себя, пятое-десятое.
Инсив хмыкнул:
— Ящерка, ты бы защищал меня, даже если бы не знал, что я стал несчастной жертвой шантажа.
Ил вздернул брови.
— Откуда такая уверенность?
— Во-первых, как бы ты ни кичился, а целый год нашего близкого общения из памяти ты не выкинешь. Я — часть твоего прошлого. А значит, часть тебя, — пожал плечами Оливер, и подселенец уже приготовился возражать. Но Оли продолжил быстрее. — И во-вторых, Эри.
Эри. Аргумент, ничего не попишешь. Да, даже если бы он не знал, что Оливера заставили убить Марго, все равно бы за него заступился.
Дейр чертовски прав! Ил снова наступает на те же грабли. Сначала Фие с пеной у рта пытался организовать свидание, теперь спасает своего, получается, соперника. Так ведь и подохнет один совсем…
Впрочем, у него с Эрикой все равно ничего не сложится. И если Оливер — именно тот, кто ей нужен, кто сделает ее счастливой, то Ил сделает все, чтобы они сошлись. Это, наверное, благородно. Или же ужасно глупо. Ил никогда не понимал разницы.
Он опустил глаза и увидел, что пальцы Оливера все еще сжимают его запястье, и резко выдернул руку. Тот сделал вид, будто ничего не произошло, и просто равнодушно вытер ладонь о край своего плаща. Ил отвернулся. Рукава авитарской формы еще были в крови, и случившееся буквально пару минут назад никак не хотело укладываться в голове.
Может, если повторять это как можно чаще, но странный осадок на сердце исчезнет?
Он убил Керал. Он убил Керал. Он убил Керал, а не безоружную девушку… Нет, стало только хуже.
Оливер, словно прочитав мысли, вновь коснулся его плеча и улыбнулся. Ил нахмурился только больше. Насмотрелся он на эту улыбку, спасибо, хватит с него. На какие грабли он точно снова не наступит, так на дружбу с инсивом. И плевать он хотел, кто там и из-за чего ревел в подушку! Не его дело…
— Лица такие не корчи, — фыркнул подселенец. Расщелина начала расширяться, и он уже мог не протискиваться бочком.
— А ты не притворяйся, что разговор со мной хуже пытки, — отразил Оли.
— Я и не притворяюсь. Это по твоей части.
— Конечно, ведь это я упорно делал вид, что ничего не чувствую.
Ил развернулся к опенулу лицом. Оливер стоял на расстоянии явно меньшем вытянутой руки и смотрел со странной смесью гордости и обиды. Совесть бережно сдула пылинки с воспоминаний годовалой давности и затолкала прямо в горло. Внутри шевельнулось что-то, что должно было давно исчезнуть, вытравиться во время сражения на Каннорском хребте, что осталось в той, первой половине жизни, когда Ил наивно полагал, что война ведется только между лагерями, а не между их солдатами. Когда он верил, что не бывает запретной дружбы или любви.