Нет, Оливер не подох бы так просто. Оливер, черт бы его разодрал, Сивэ не для того полгода скрывался от лучших убийц Инсива, чтобы склеить ласты под какими-то валунами! Этого гада ничего не возьмет! Не может!
— Мать твою, ключник, только не умирай там! — Ил с силой пнул булыжник. Ничего!
Таким беспомощным подселенец не чувствовал себя никогда. Он скакал по плитам, как чертов горный козел, толкал их со всех сторон, соскальзывал по мелкому щебню, но взбегал обратно и снова пытался, пытался, пытался. А Оливер молчал, молчал, молчал!
И ведь позвать некого! Канноры не помогут инсиву, инсивы не пойдут за каннором. Они здесь, в пещере, полной людей, совсем одни! Или уже только он…
Ужас впился в душу цепкими когтями и норовил выдрать ее из тела. Внутри все похолодело. Ил боялся. Да, каннор боялся чужой смерти — и не просто чужой, а смерти инсива, врага! Но руки дрожали, соскальзывали с камней — и парень ничего не мог с этим сделать. Вдохнуть не получалось, воздух словно просачивался через дыры в трахее.
Ил вцепился в камни, чтобы не упасть, и попытался восстановить дыхание. Перед глазами летали черные мушки.
— Оли, хоть знак подай, что жив… — хрипло выдавил он.
По ту сторону от завала послышалось тихое шуршание. Ил резко вскинул голову.
— Что, оплакивать меня собрался, ящерка? — раздался голос из ближайшей щели
— Оливер! — От сердца мгновенно отлегло. — Ты в порядке? Почему сразу не ответил?!
— О, а когда бы я еще услышал, как ты за меня беспокоишься?
Рука легла на рукоять клинка. Ей-богу, если бы не завал, Оливер бы целым не остался. Додумался! Ил тут с ума сходит, а он развлекается!
— Рано или поздно, Сивэ, мы встретимся, и тогда я тебе со всей силы врежу. Весело тебе было?!
— Ну прости, прости, милый! Между прочим, я и правда приложился. — Он болезненно зашипел в подтверждение своих слов. — А ты как?
Ил презрительно фыркнул и отряхнул налипшую на брюки пыль.
— В норме, не считая того, что я из-за тебя чуть сердечный приступ не схватил. Придурок…
— Мое сердце тоже сходит при тебе с ума, ящерка, — рассмеялся инсив и мгновенно перевел тему. — Есть мысли, что это было?
Подселенец отвлекся от мыслей о том, как именно угробит Оливера за его слова, и огляделся. Свет озера не добирался досюда, солнце тоже не пробивалось на такую глубину, но ничего не мешало рассмотреть буквально каждый камешек в пещере. Все охватили яркие рыжие лучи — те самые, которые Ил принял поначалу за всполохи огня. Вот только это был не огонь.
А огромный луч, бьющий прямо в свод.
— Кажется, есть, — напряженно ответил парень и повернулся к щели между валунами. — Постарайся выбраться наружу. Ниже должен быть другой вход, ближе к озеру. А я пока найду Эрику. Похоже, ей нужна помощь.
— Что? — Веселье из голоса Оливера исчезло разом. — Нет-нет, ящерка, один туда ты не пойдешь! Каждый человек в этой пещере хочет тебя убить. Если что-то случится, тебя даже прикрыть будет некому!
— Я сам себе прикрытие, — вздернул нос Ил и соскользнул со склона.
Инсив что-то крикнул в спину, но он уже не расслышал.
Луч сокращался быстро лишь на первый взгляд. Или же он оказался куда больше, чем Эри думала. Прошло уже минут пять или десять — или же все двадцать, она никак не могла отследить время, — но Ками была все так же пугающе далеко. Землетрясение за это время случилось лишь один раз. То ли Лилька преувеличила, то ли они по какой-то причине стали реже. Так или иначе, Эри боялась отходить от постамента даже на пару метров. Глаза щипало от яркого света, и Белуха уже перестала вытирать мокрые от слез щеки.
Ками не шевелилась. Эрика пробовала до нее докричаться, добросить мелкие камешки, но Рой ни на что не откликалась. Только желтая дымка вокруг нее становилась гуще. Сейчас возможно было рассмотреть лишь темный силуэт. Наверное, это к лучшему. Не так сжималось сердце при взгляде наверх.
Все инсивы спустились к озеру, и на площадке Эри осталась абсолютно одна. Она поначалу боялась, что кто-то из «желтых» станет нападать или продираться к постаменту, но, очевидно, канноры интересовали их больше луча и обряда. И Керал исчезла.
— Похоже, только мне ты сейчас нужна, — хлюпнула носом Белуха, глядя на парящую над головой тень.
Ками все так же ничего не ответила.
Камень мерно пульсировал, но Эри боялась даже смотреть на него. Казалось, что он живой. А он ведь живой! Там, внутри, заточена душа Симона, восемнадцатилетнего парня, которого обрекла на вечные страдания ее, Эрики, тетя.
Белуха часто думала об этом. Давно, месяц назад, когда только-только жизнь потекла в привычном русле и появилось наконец-то время все взвесить и оценить, Эри ночами лежала, смотрела в потолок и задавалась вопросом — за что? Сондра ведь знала, что значит потерять камень. Да, она защищала себя и Эрику, и, если уж речь идет об инсивах, лучшим вариантом было лишить палача жизни. Эри понимала ее. Не принимала, но понимала — любой бы лайтовец поступил так. Но почему, почему из всех смертей для мальчишки, вдвое младше нее, тетя выбрала именно эту?! Сондра ведь была опенулом. Она могла за доли секунд достать нож, да даже заряженный пистолет! Откуда в ней такая жестокость? Или тетя всегда была такой — а Эрика просто не замечала? Не хотела замечать.
А что, если она и сама стала жестокой после стольких лет воспитания Сондрой? И Оливер был прав — она гнилой человек? Что, если она, как писал Стефан, «из другого теста» именно поэтому?
Эри попыталась представить на своем месте Ками, настоящую дочку Сондры, ее кровь. Предала бы Ками друга, чтобы доказать свою правоту? Обвинила бы близкого человека в преступлении, даже не попытавшись рассмотреть других подозреваемых? Смогла бы стоять на месте, когда одного несправедливо ведут на казнь, а другого насильно заставляют эту казнь исполнять? Отправила бы маленькую девочку на верную смерть ради вещи, которая никому даже не нужна? Утаила бы от сестры, что она в смертельной опасности в угоду собственному эгоизму?!
Нет. Это не про Ками. Сколько ни была она упрямой, заносчивой, любопытной и надоедливой, Рой никогда бы никого не предала, не обманула, не нарушила бы слово. Это против ее природы. А вот у Эрики словно в генах записано: «Эгоистка».
Глаза снова защипало, но на сей раз не от яркого света. Эри сморгнула непрошенные слезы и снова посмотрела наверх. Пока она копалась в себе, луч заметно укоротился. Сердце заколотилось быстрее. Эрика подскочила — до безвольно свисающей руки Ками оставались считанные сантиметры.
Это она должна быть там — вдруг подумалось Белухе. Не Ками должна сейчас висеть в пугающем рыжем свете безвольной куклой, а Эри. Ками не виновата, что ее отец оказался беспросветным уродом, а двоюродная сестра — неисправимой трусихой, которая не могла найти время в своих страданиях для того, чтобы предупредить. Ками вообще ни в чем не виновата.
Эрика подскочила вновь и вцепилась в — боже! — мертвенно холодную ладонь. И — ничего. Она просто повисла, а Ками не сдвинулась ни на дюйм.
Желтые искры больно впились в пальцы, и Эри рухнула вниз. Но тут же снова прыгнула, ухватилась обеими руками. Ничего! Совсем ничего! Ками не двигалась.
Ее невозможно вытащить!
— Нет-нет, ну же! — Девушка оперлась ногой о постамент и потянула изо всей силы, стараясь не обращать внимание на жгучую боль. — Давай!
Тщетно. Не получается! Теперь ясно, почему Керал так просто ушла, — обряд невозможно остановить! Ками обречена.
Обречена…
Силы покинули тело. Эрика упала на колени, закрыла лицо ладонями и закричала — истошно, со всей силы. У нее ничего не выходит! И не выйдет! Ками погибнет, погибнет из-за нее! Ее сестра умрет!
Казалось, кровь превратилась в тягучий яд, который поразил все тело разом. Сердце едва качало его по жилам, но упорствовало, словно только и хотело, чтобы хозяйка погибла. И Эри хотела бы погибнуть. Лишь бы не чувствовать этого отчаяния! Лишь бы хоть как-то исправить все, что она натворила! Почему Рой должна закончить вот так? Почему?! Чем она заслужила такую участь?!