Глава двадцатая. Правда о драконах и долгая история
Харуспекс действительно его разбудил. Но на этот раз мягко: значит, никакой опасности не предвиделось.
Кто-то сидел рядом и ласково гладил Кангасска по голове. Так любила делать Влада, но ее прикосновение было иное: какое-то… материнское, что ли, не то, что это.
Кан сел и протер глаза. Ночь. Но, судя по заглядывающей в окно пополневшей луне, ночь уже следующего дня. Рядом сидела Эдна. Волосы ее больше не выглядели грязными и взъерошенными; они красиво блестели в свете луны и были аккуратно причесаны. Изящное стройное тело облегало легкое ночное платье из нежного полупрозрачного шелка… высокие Небеса, как он мог подумать, что ей четырнадцать?.. теперь, в свете луны, прежняя девчонка выглядела взрослой, вряд ли младше самого Кангасска…
Знакомые глаза, в которых не осталось ни тени страха, влажно блестели в лунном свете и испытующе смотрели на него.
— Привет, — улыбнулась Эдна. — Ты проспал больше суток.
— Что ты здесь делаешь? — взволнованно выдохнул Кангасск.
— Меня освободили, как ты и обещал, — она пожала плечиками и улыбнулась. — Я занимаю комнату напротив и живу, как королева…
Эдна замолчала и, безбоязненно протянув тонкую руку, коснулась щеки Кангасска, которая тотчас вспыхнула, как от пощечины.
— Ты красивый, — сказала девушка. Тонкие пальчики коснулись свежего шрама на брови… — И храбрый. Необычный. Совсем как Милиан. Только честнее. Твою честность не обманешь, а его — вполне можно…
Кангасск хотел сказать что-нибудь. Да, черт возьми, он должен был сказать что-нибудь, но в горле стоял тяжелый ком. А воля отказалась повиноваться…
Эдна бесшумно скользнула к нему на колени, и скоро ее тонкие руки уже нежно ласкали его под шелковой рубашкой, а легкое дыхание касалось губ… Еще полтора года назад, сидя в оружейной Арен-кастеля, Кангасск не поверил бы в такое счастье. Он и сейчас не очень-то верил. И не нашел в себе сил отказаться. Это была долгая и счастливая ночь…
…Утренний свет бил прямо в глаза. Кангасск чихнул и проснулся. Рядом лежала Эдна; густой загар и неподвижность делали ее похожей на глиняную статуэтку. Девушка наслаждалась солнцем и ничуть не стеснялась своей наготы. Серые глаза ее в ярком свете чуть-чуть светились голубизной.
— Доброе утро, Кангасск, — сказала она нараспев.
Кан зажмурился и звонко хлопнул себя ладонью по лбу: он припомнил все недавние события до мелочей, и ему стало стыдно. Кажется, мать что-то говорила о мужчинах, у которых нет тормозов. И, кажется, сказано это было о его, Кангасска, отце… а еще говорили, не похож…
— Что-то не так, мой хороший? — с участием спросила Эдна, ласково дотронувшись до его руки.
Ну что он мог ей ответить? Да, ночью ему было хорошо. Но сейчас он чувствовал себя полным идиотом.
— Я думаю… — начал он и осекся. — …Наверно, тебе лучше вернуться в свою комнату, Эдна…
— Не волнуйся, любимый, — сказала она с грустной улыбкой, — ты больше меня не увидишь…
В этот момент в дверь постучали…
…Кангасск одевался, как Алый Стражник или Серый Охотник, поднятый по тревоге. А стук становился все настойчивее. Наконец Кан, взъерошенный и кое-как одетый, подбежал к двери и повернул ручку замка…
— Рад, что ты жив-здоров, Кан!
За дверью стоял жизнерадостный потомок Зиги. Он успел избавиться от вещей, слишком выдающих в нем пирата, и теперь выглядел примерным, чисто выбритым горожанином. Зеленая рубаха, черные брюки на кожаном ремне, и любимые боевыми магами Юга и Севера ботинки с мягкой подошвой. Меч неизменно за поясом.
— А мы с тезкой уже думали дверь ломать! — беспечно и нагловато продолжал Орион-человек. — Ну ты и спишь, приятель… Вот, держи! — он вручил Кангасску стопку свежей одежды. — Кстати, у тебя в комнате душ есть, так что не забудь помыться: от тебя женскими духами пахнет…
Кан густо покраснел («Ну что я, прозрачный для всех, что ли?!»); Орион-человек тем временем уже, насвистывая какую-то безобидную мирумирскую песенку, неспешно спускался по лестнице.
Захлопнув дверь так, чтобы щелкнул замок, Кангасск огляделся… Эдны нигде не было. Сквозь распахнутое окно в комнату рвался свежий ветер и шевелил воздушные шторы.«…ты меня больше не увидишь…»