От ручья к стоянке они шли весело, шутили и смеялись по пути. Кангасск, забросивший мокрую рубашку на плечо, словно полотенце, что-то рассказывал и, увлекаясь, смешно размахивал руками…
Чарги, охранявшие вещи, с приходом хозяев убежали в лес — добывать себе ужин, и Кан с Владой остались наедине с котелком, в котором, залитый холодной пока водой, покоился дорожный суп. Кангасск потискал зажигалку, и сухой хворост под котелком звонко затрещал. Теплое пламя быстро согрело разгоряченных тренировкой, а потом замерзших в ледяном ручье людей и отогнало подальше подступающий вечер. Разомлевший от тепла и приятной усталости Кангасск растянулся на шерстяном дорожном плаще, постеленном у костра, и попросил Владу развлечь усталого воина какой-нибудь хорошей историей.
— И что тебе рассказать, воин? — улыбнулась Влада.
— Про Белую Область, — потребовал Кангасск.
— Ты ж читал о ней уже, небось. Вопросы появились?
— Мда… — Кан задумался. — Насколько я знаю, туда никто не ходит. Вообще никто.
— Раньше ходили, — пожала плечами Влада и помешала суп в котелке. — Только мало кто возвращался, да и то лишь те, кто не успел уйти далеко. Вот и считается, что ее невозможно пройти насквозь.
— Там так опасно?
— Это довольно-таки дырявая Область, Кан. В прямом смысле слова. В ней полно ям, которые ведут непонятно куда. С приближением к центру Области все становится таким белым, что начинают скрадываться контуры вещей — идешь как будто в белом мраке…
— Белый мрак! — покачал головой Кангасск. — Не могу представить.
— Представишь завтра, никуда не денешься… — обнадежила Влада. — Так вот: контуры не видны, и в этом случае ты неизбежно провалишься в какую-нибудь дыру. Лететь будешь долго: никто не знает, кончаются ли эти дыры вообще. Они порождены магической нестабильностью, все время перемещаются по одним им понятным законам, так что нет, не пройдешь Белую Область просто так…
— У тебя что, есть особенный план на этот счет?
— Конечно. Мы ее пройдем без проблем.
— Откуда такая уверенность? — после всего услышанного Кангасск был настроен скептически.
Влада сняла котелок с огня и поставила на траву. Теперь можно было беседовать, попутно черпая ложками горячий суп.
— С нами чарги, Кан, — сказала она, — и потому мы пройдем. Я тебе расскажу о них, чтобы ты понял… Чарги — древний разумный народ, ровесник народу человечьему. Ты думаешь, мы просто купили их и поехали, как на послушных пустокорах или тарандрах? Не так все, Кан. Совсем не так. Это они согласились присматривать за нами, везти нас, охранять, согревать по ночам. Настоящий хозяин их — тот, у кого они выросли. Его они считают отцом. Однажды мы их отпустим и они вернутся к нему в Рубеж…
Так вот, Кангасск… Мы пройдем Белую Область. Потому что с нами будут чарги. У них иное зрение, чем у нас, и то, что для нас сольется в белый мрак, для них будет иметь осмысленные границы и цвета. Они проведут нас меж бездонных ям; и сильфов разгонят по мере сил.
— Сильфы?.. брр… — поежился Кангасск, сразу почувствовав себя неуютно, несмотря на яркий костер и горячий суп. — Я про них всякие гадости слышал… хотя, вроде бы, растениями питаются…
— Питаются, — кивнула Влада. — Имаго, конечно, питаются. А вот личинкам нужно в ком-то расти. И лучше не задерживаться в Белой Области, если не хочешь стать для них домом. Потому и спать там никак нельзя… Конечно же, это не смертельно, — Влада поучительно подняла палец. — Но неприятно.
— Правда все, значит… — покачал головой Кангасск.
И сразу не такой безопасной показалась временная стоянка, и дубы не такими славными: они словно сдвинули помрачневшие в ночи кроны над головами путников. В добавок, не спешили возвращаться с вечерней охоты чарги, рядом с которыми засыпать было бы куда спокойнее.
Уснуть Кан не мог долго. Погода стояла безветренная, ночь — тихая. Но дубы даже ночью роняли желуди, и те, простучав по всем листьям прежде чем покинуть крону и шлепнуться в траву, производили шума достаточно, чтобы бедняга Кангасск вздрогнул и открыл глаза. Так снова и снова, пока дубы не замолчали, точно по команде, на несколько минут прекратив ронять спелые желуди, и он не уснул наконец. Тогда очередной желудь, долго ждавший своего часа, шлепнулся прямо на него, звонко отскочив от макушки. Но сон Кана был к тому времени уже крепче цемента, замешанного на арене, и парень не проснулся, даже не пошевелился во сне…
…Утро было слишком раннее, чтобы просыпаться. Даже для путешественников, покидающих города на заре. Даже для поэтов и даже для сумасшедших художников, рисующих рассветы. Ну не в какие рамки не лезло это утро… как вообще кому-то в голову могло прийти просыпаться в такую рань! Небо едва потеплело на горизонте — там протянулась от края до края тонкая розовая полоса, выше которой небо казалось почти зеленым. Зеленый переходил в синий, и в самой вышине небесного купола царствовала ночь и горели звезды…