Выбрать главу

— …Убит! — с шутливым ликованием объявила Влада, приставив кончик деревянного меча к ученическому горлу.

— Так не честно! — возмущенно возразил Кангасск. — Я на Лихте поскользнулся.

Тут со всех сторон грянул взрыв хохота. Даже Серег улыбнулся.

— Все, хорош, урок закончен, — зевнула Влада и подала руку встающему с земли Кангасску. — Ты молодец, Ученик, — обняла она его и, отстранившись, обратилась к Охотникам: — Отдыхайте. Спокойной всем ночи…

Серые тени разошлись по палаткам, и скоро вдоль светящихся Лихтов, висящих в воздухе, ходили лишь ночные патрули.

Глава десятая. Донор

Кангасск проснулся резко, с ощущением, что только что падал с большой высоты, и понял: не получилось спокойной ночи; по всему периметру строятся боевые единицы Охотников… Тревогу он проспал…

Натянув штаны, Кангасск вытряхнул из лампы потускневший Лихт и выбежал на поляну. Босиком и с голым торсом, как вчера — Серег. Холод его не брал, взволнованного. Незащищенную кожу студил ветер, босые ноги касались мокрой травы, в которой скоро и штаны вымокли по колено… ничего этого он не замечал. Бежал сквозь море спешащих серых капюшонов, видел, как просыпается Ивен, и в окнах вспыхивают желтые лампы. Харуспекс в такт биению сердца подпрыгивал на груди…

А вдали, за периметром, выл тот самый ветер, то ли собирая силы для броска, то ли ища в обороне слабое место.

Магический щит был поднят: в каждой семерке неподвижно стояли, воздев руки, двое магов-защитников и беспомощно застыли пятеро магов-доноров.

Кан обвел из взглядом… Рослые, часто уже седые, элитные Охотники Серого Ордена, мужчины и женщины. Семеро в каждой боевой единице.

Миг, растянувшийся в вечность, Кангасск переводил одичавший взгляд с одной семерки на другую, словно чувствовал, что что-то с одной из них не так. И верно: вот она, группа, где среди седовласых Охотников седьмым стоит щуплый юноша… Он согнулся, будто от непомерной тяжести, зажмурился и губу закусил так, что струйка крови стекает по подбородку… Флавус…

— Дуй в палатку, — повелительный голос из-за спины. Неслышно, незримо приблизился в ночи Серый Инквизитор. — Не мешай…

Одетый по форме (на этот раз его не застали врасплох), Серег опирался на свой внушительный посох. Через секунду он же следил за периметром, забыв о Кангасске.

— Серег! — крикнул ему Кангасск. И потребовал, упрямо и горячо: — Поставь меня донором в эту семерку!

Миродержец медленно повернул голову и обратил к человечку суровое мраморно-белое лицо. Синеву глаз не могла скрыть даже тьма…

— Хочешь узнать, каково быть донором? — ухмыльнулся он краем рта. — Иди и узнай.

Подтолкнув Кангасска вперед, Серег взял его за плечо и поставил скраю группы. Кажется, он беззвучно сотворил что-то магическое, но что, понять Кангасск уже не успел. Он вдруг почувствовал себя насаженным на крючок, но боль не была физической, она была хуже… Душу, ее и только ее драли на части… Воистину, если ад существует, то нет в нем никаких физических страданий…

Кангасск сгорбился, припал на одно колено; левой рукой он коснулся земли, а правой невольно сжал Лихт, который так и не выбросил, и холод, заключенный в самой сердцевине маленького светового шарика, мертвой хваткой впился в незащищенные пальцы. Было больно. И он отвлекся на эту боль. И она помогла ему пережить эту ночь.

Когда все закончилось, невидимый крюк, продетый сквозь то место, слева от сердца, где обычно болит душа, куда-то исчез. Перед глазами кувырнулось усыпанное безмятежными звездами небо, и наступила тьма…

…Кангасск растянулся на траве. Широко распахнутые глаза так и не закрылись. Из обмороженной руки выпал Лихт…

Кажется, кто-то гладил его по голове, мягко ероша волосы. Было тепло, даже уютно, так что невыносимо сильно не хотелось просыпаться. И он не просыпался. Блуждал в туманной полудреме… все-таки, как это здорово, когда тебя ласково гладят по голове!..

Как давно это было… Вспомнилась мама, но голос, тихонько читавший нараспев грустные стихи, был совсем не ее…

…С давних лет, с давних пор Эта башня за миром глядит. С острых северных гор Снег в открытые окна летит. Завывают ветра, Одинокие песни поют И печальные вести На крыльях холодных несут.