— Я не спал, — сказал Флавус, пропуская его в комнату и закрывая дверь.
— Я тоже… — Кангасск замялся. Подтянул стул, присел. — Поговорить надо…
Флавус без лишних слов подтянул второй стул и сел напротив. Теперь их разделял только ночной столик с лежащим на нем серым фолиантом. Кангасск положил свой Лихт рядом с ним, и буквы на обложке засияли лунным серебром. Дракона он к книге на всякий случай не подпустил.
— Ты говорил, — начал Кангасск, — что у пожилых в любом случае скапливается амбасса. Значит, это и есть то, что нужно двоедушнику?
— Да, — кивнул Флавус. — Но это моя чисто амбасиатская точка зрения. Как иначе объяснить все эти туманные записи о «неподвижных слоях магии» и «особой магической сфере»?.. Это амбасса — несомненно. Перерожденная магия, и свойства у нее иные. Она не движется.
— Я так и понял, — Кан кивнул и продолжил: — Скажи, из всего Ивена, если окрестные деревни не брать в расчет, предпочел бы двоедушник вашу семью?
— Да, но нас уже проверяли… среди нас нет…
— Всех? — перебил его Ученик миродержцев, и в его голосе Флавусу почудились суровые нотки Серега.
— Н-нет… — замотал головой Охотник. — Детей… детей не проверяют… считается, что они не успевают накопить амбассу… — и только сказав это он понял, к чему клонит Кангасск… И понял, что своими словами приговорил Сильвию к смерти… — Да будь ты хоть сам миродержец, я тебе не позволю! — грозно сказал Флавус. — Ты не скажешь им! — и поднялся, сжав кулаки.
Он бы бросился на того, кого еще минуту назад считал другом, если бы тот сейчас сделал хоть одно движение. Но Кангасск сидел спокойно, сложив руки на колени, и честно смотрел ему в глаза; он все еще находился над потоком, и взирал на все свои мысли и чувства, словно с неба. И гнев Флавуса постепенно улегся: все-таки Охотничья выучка начала вступать в силу… Он тяжело опустился на стул и закрыл ладонями лицо.
— Я пойду проверю… — сказал он в последней надежде. — Это невыносимо… Пойду попробую ее разбудить…
Кангасску показалось, что Флавус отсутствовал очень долго. Тем временем за окном прозвучала тревога, забегали Охотники в серых капюшонах, и огни в соседних окнах стали загораться один за другим. Страшно было подумать, что бы случилось, если б кто-нибудь из этих людей узнал, что здесь, в двух шагах от них, кроется причина всех бед… самосуд, как над стариком в Дэнке… или хуже, потому что могло случиться так, что за Сильвию обнажили бы мечи брат, мать и отец, и сам дом-крепость сыграл бы свою жуткую роль… Конечно, мог еще вернуться Флавус, сказать, что все в порядке, но в это не верилось. И действительно…
— Она не просыпается… — сказал он… и заплакал…
Страшно было смотреть, как плачет парень. А Флавус плакал так горько… Его всего трясло.
Кангасск поднялся, встал рядом и просто молча обнял друга одной рукой за плечи. Он хотел бы его успокоить, да не знал, как. Потому взял на себя тяжесть подумать, что же делать дальше. Не хотелось ему верить, что все потеряно.
Флавус справился, довольно быстро он взял себя в руки. А вскоре восстановил дыхание и нашел в себе силы говорить:
— Тебе харуспекс подсказал это? — спросил он с горечью.
— Не знаю, — виновато пожал плечами Кангасск. — Наверное, нет. Просто все встало на свои места. Я все ломал голову, почему витряник пощадил тебя. И вдруг подумал: а что если человечья душа нашла в себе силы побороться с ним? Хоть на единый миг. И решил: верно, это человек, который очень тебя любит…
При этих словах Флавус чуть на расплакался снова, но только сжал кулаки и глубоко вздохнул.
— Думаю, Сильвия давно боролась с ним, каждую ночь, сама не понимая того, — продолжал Кангасск. — Быть может, этим и объясняется ее странная болезнь, которую не вылечить ничем… Но я не догадался бы, не знай я об амбасиатах…
— Знаешь, Кангасск… — вдруг решительно, вскинув голову, сказал Флавус. — Прости, что я разозлился на тебя. Это было глупо. Я спасибо тебе должен сказать, что ты пришел ко мне, а не к миродержцам с этой новостью. Хотя… — сник он, — какая разница… все едино: «обнаруженного носителя гуманно уничтожить»…
— Нет, — упрямо возразил Кангасск. — Этого я не позволю. Мы что-нибудь придумаем, Флавус. Только думать надо быстро, пока на вашу семью не вышла инквизиция. Первый раз они это прошляпили, но во второй раз так не будет. Я уже догадался, так не ровен час, кто-нибудь из них тоже догадается. У нас на счету каждый день.
— Никто в Ивене не знает, что мы амбасиаты, — заверил его Флавус. — Никто, кроме тебя.