Росло число камер, но до некоторых пор корабли так и оставались огромными лодками. Чем больше, тем ненадежнее, неустойчивее. Пока другой Ученик Хельги — Иммер Нотимар — не построил первый димаран, просто положив дощатый пол между двумя нагруженными лодками…
Так корабли стали устойчивее, и теперь меньше камер требовалось, чтобы держать большое судно на плаву. Меж двумя маранами — «поплавками» из множества камер — строили палубу и трюм и ставили паруса.
Первые пираты появились чуть позже. Они облюбовали по свойствам подобный Горелой Области треугольник Ничейной Воды моря Чермасан, где отлично взрывается порох. Они поставили на свои корабли пушки и вооружились огнестрелками. И попадавшие под огонь димараны в одночасье показали свою слабость: стоило продырявить существенную часть камер одного «поплавка», как он становился слишком тяжел, тянул на дно, и судно переворачивалось. Корабли торговые и пассажирские обзавелись пушками, бензиновыми двигателями, которые работали только в этом треугольнике моря и порой помогали удрать от битвы, и навесили броневой щиток на каждую камеру, но даже все это вместе взятое не слишком помогало защититься от пиратов, которые быстро уравняли шансы.
Тогда капитан Нилиния Ролан — она никогда не была Учеником миродержцев — спроектировала новый вид кораблей — тримараны, где палуба и трюм покоились уже на трех «поплавках». Тримараны оказались устойчивее и выносливее своих предшественников, но сильно уступали в маневренности. Именно поэтому «опасные» димараны до сих пор в ходу…
Что касается пароходов — изобретения Оверона Надд, — то на них и те, и другие смотрят свысока. Тихоходные, постоянно ломающиеся посреди моря и просящие бускира у простых парусных судов. Большого будущего за ними никто не видит. Однако, случись штиль, опаздывающие на Юг или Север пассажиры забивают пароходы под завязку. И в итоге… частенько оказываются в нужном порту куда позже радостно оставленных позади судов… именно потому «пароходом» в любом порту дразнят человека, которых туго соображает, или просто неудачника.
…Спокойное, дремлющее море; и под балконом мельтешат треуголки и шляпы с перьями и чадят зигареллы. Кангасск оперся на перила балкона и снова хлебнул кофе. На душе было странно, но обычно обостренное харуспексом предчувствие почему-то молчало. Так и казалось: судьба в данный момент не знает верной дороги и балансирует на перекрестке, задумчиво оглядываясь по сторонам. Возможно, именно сейчас Орион решает, какой выбрать корабль, пока здешние синоптики подогревают страсти, обещая неделю-две глухого штиля у северных берегов. Хорошо еще, никто не догадывается, чьих это рук дело.
Как-то у Кана с Орионом вышел долгий разговор об управлении погодой. Орион тогда четко определил: монополия на погоду — только у миродержцев; они, конечно, могут дать лицензию, но это едва ли проще получения лицензии на харуспекс, ибо погодный баланс в Омнисе — дело серьезное и хрупкое. Потому все погодные изменения где-либо в обитаемом мире происходят или сами по себе, или направляются Югой и Серой Башней.
В любом случае, подумал Кангасск, никому и в голову не придет, что хозяин Севера решил одним мановением руки подорвать его торговлю. Потому клянут все сейчас какие-нибудь высшие силы и заваливают Ориона предложениями одно другого выгоднее…
Пока Кангасск размышлял о судьбе и погоде, Ингис выбрался из кармана, вскарабкался по его одежде, лихо цепляясь когтями и хлопая крыльями, и сунул-таки любопытную морду в чашку с кофе. Когда Кан опомнился, дракон уже шумно лакал черный южный напиток и отказываться не собирался. Пришлось оттащить наглую зажигалку за лапу. Что-то пробурчав насчет того, что наглость — неотъемлемое свойство любых драконов, Кангасск допил кофе сам, единым залпом.
Теперь ему совершенно не хотелось спать, а небо над Аджайеном тем временем стремительно вечерело, темнея до ночной синевы. Алая полоса заката уже отметила горизонт.
Кан вернулся с балкона в комнату и развалился на кровати; дожидаясь Ориона, он насвистывал портовые песенки и играл с карманным драконом… А что еще оставалось делать?.. За время ученичества у Влады он понял: иногда даже в час беды ничего нельзя, да и не нужно делать, нужно просто ждать. И он ждал. Когда стало темно, то засветил четыре Лихта и развесил их по всем углам.