Тайная сила — это не только Хозяйка, она многолика, необъятна и непостижима. Просто красавица в каменной пещере и в малахитовом платье вернее потрясает воображение: зримая и невероятная, здешняя и нездешняя.
Хозяйка — вовсе не спасительница и не заступница. Нет никаких оснований ее классово ориентировать и представлять поборницей социальной справедливости. Разумней предполагать, что она знает закон общения человека с землей и карает за нарушение этого закона. Барин наказан не за то, что барин, а за то, что жаден и глуп; приказчик — за то, что бесчеловечен и жесток. Сочень и Кузька-Двеорылко (кстати, оба рабочие) на чужой клад позарились. Андрюхе она помогла, но совсем не потому, что он рассчитался с хозяином откровенно революционным образом (заморозил все печи на заводе), — она явилась после этого, когда социальный конфликт был уже исчерпан, так что Андрюхин бунт можно расценивать как очередное испытание на прочность: Хозяйка любит над людьми мудровать.
Степана она испытывает еще изобретательней: заставляет выбирать между земной женщиной и земной жизнью и царицей подземного царства.
Хозяйка не заступается за обиженных, но отмечает избранников — своих: талантливых, бескорыстных, чистых сердцем и… способных вынести знакомство с тайной силой.
Умение умирать непременно входит в этот кодекс чести: Хозяйка оплакивает Степана («у высокого камня лежит, словно улыбается») и брезгливо («Хозяйка даже плюнула») обрывает Северьяна, жестокосердного приказчика, на коленях вымаливающего себе пощаду: «Погань, пустая порода! И умереть не умеешь. Смотреть на тебя — с души воротит». Ее люди умирают спокойно.
Обычно все они уже отмечены судьбой: сиротством и одиночеством. Одиноки Андрюха и Степан, Илья — бобыль, «сам большой, сам маленький»; Данилка-Недокормыш — сирота круглая, Танюшка хоть и не совсем сирота, а людей сторонится: «подружек у ней нет, на парней глядеть не хочет… Разве это девка? — Статуй каменный». Это понятно: одиночество — главнейшее условие для сохранения тайны.
Все причастные тайной силе, даже видевшие однажды ее проявление — Таютка, дед Кокованя, Даренка — все одиночки. Люди, более основательно знакомые с тайной силой, и безродные, и нездешние: Соликамский парень — чужой, пришлый, «в лесу жил, с колдунами знался»; Чертознай — чудной старик, никто не знает, чем живет и занимается.
Интересно, что знакомство с тайной силой счастья никому не приносит, более того, эти люди подолгу на земле не живут: умирают или куда-то деваются. Бажов говорит об этом спокойно, как бы походя: «невеселый стал», «здоровьем хезнул», «долго не пожилось»; такая, значит, судьба, такие люди… Интересно и другое, что они в свою очередь причащают тайне других (Жабрей — Дениску, Чертознай — двух мальчишек-старателей), но всякий раз выбирают, сообразуясь с определенным нравственным кодексом: чтобы работящий был, не жадный, не злой, не завистливый, чтоб на чужое не зарился, тайну берег… Этот кодекс известен по старым легендам о каменных богатырях, и его же во все времена чтили уральские горщики. У них, конечно, были еще и свои — производственные — секреты, но все держалось на главной «тайности» (тайное слово, тайное место, тайный ритуал), открыть которую могли только избранному. В противном случае «тайность» не работала: не терпела огласки. Так обеспечивалась преемственность: из надежных рук в надежные руки.
Все это, безусловно, относится и к мастерству. Есть у Бажова мастера в хрестоматийном, словарном значении этого слова (большое умение, искусство в какой-либо области, отличное владение ремеслом): «Живинка в деле», «Чугунная бабушка», «Иванко-Крылатко» — это как раз о таких мастерах, о том, сколько опыта, терпения, ума и души нужно вложить в свой труд, чтобы стать настоящим мастером и умельцем.
Но у Бажова есть и другие мастера, искусство которых держится на тайной силе: они — избранники, им помогает сама хозяйка. Она передала мастерство Танюшке, помогла Мите: «рука с кольцом и в зарукавье» нужный камень прямо на станок положила; Данила вообще в горе жил, учился у горных мастеров.
Кто такие горные мастера, Бажов не объясняет: тайна должна оставаться тайной. Но невозможно не заметить, как похожи они, сокрытые в горе, на мудрецов и хранителей духа, укрытых где-нибудь на Алтае или в Гималаях и поныне вызывающих интерес и доверие. Тот же Н. К. Рерих верил в них и надеялся найти; но в этом плане его экспедиции не принесли желаемого результата.