— Мы высоко над землей, — он вернулся и устроился радом со мной. — Хорошо бы спуститься пониже.
Возможно, мне следовало бы прислушаться к его мнению, ведь я уже положился на его инстинкт при выборе пищи. Но карабкаться по веткам в скафандре было очень неудобно, я боялся споткнуться о переплетения лиан.
Став на четвереньки, я пополз вниз, ощупывая пространство перед собой. Вскоре я добрался до того места, где лианы брали начало — до гигантского ствола дерева.
Каким же огромным он был. Мне кажется, если бы он был полым, внутри вполне мог бы разместиться дом средних для Ангкора размеров, высоту же его мне было даже не вообразить. Я попытался представить, как далека от нас поверхность этого заглушаемого растительностью мира. А вдруг вся планета покрыта подобными деревьями?
Если бы не лианы, я бы никогда не спустился вниз, но их изгибы, скользкие и ненадёжные, всё же служили мне опорой. На моём поясе висел моток троса с крючком на конце, предполагалось, что с его помощью можно закрепиться на поверхности корабля во время ремонтных работ; на «Вестрисе» я не сумел обнаружить его. Теперь я воспользовался им. Зацепив крюк за лианы, я спускался на длину троса, затем выдёргивал крюк и цеплял его снова. Я продвигался вниз с большим трудом и вскоре едва не падал от усталости. Удушливая жара усугубляла мои трудности.
Я добрался до очередной развилки. Эта ветка была ещё толще, чем первая. Я залез на неё, довольный тем, что благополучно преодолел хоть это небольшое расстояние. Густая листва практически не пропускала света, и здесь было темно, как в пещере. Я подумал, что на земле, под скрывающим небо лесным шатром, царит вечная ночь. Даже сюда свет, очевидно, проникал через проём, оставленный спасательной шлюпкой.
На этом уровне уже не рос мох с дыхательными чашечками. Вместо него повсюду виднелись грубые, покрытые шипами наросты, из которых свешивались вниз длинные и тонкие, как нити, усики. На них выступали капельки живицы или похожего на неё вещества. Эти капельки слабо мерцали. Я решил, что это приманка, привлекающая жертву либо с помощью свечения, либо благодаря своему запаху. В них завязло несколько насекомых, временами они предпринимали отчаянные попытки высвободиться, изо всех сил раскачивая похожие на ниточки усики.
Ит замер рядом со мной, я чувствовал, что он недоволен моей медлительностью. Ему не мешал скафандр, и он один уже давно добрался бы до земли. Теперь он требовал, чтобы я шёл дальше. Но если он и боялся чего-то в этом древесном мире, то не стал делиться со мной своими опасениями. Он вёл себя по отношению ко мне, как взрослый, вынужденный иметь дело с ребёнком, о котором надо заботиться и чьё присутствие затрудняет и усложняет выполнение неотложной задачи.
Пыхтя и охая, я снова начал спускаться. Ит скользнул мимо меня и исчез с такой легкостью, что я не мог ему не позавидовать, мне же приходилось ползти, закреплять крюк, цепляться за него, высвобождать его, снова закреплять и снова ползти. По мере того как сгущалась тьма, я стал с большей осторожностью втыкать крюк и подолгу искал опору для рук.
Постепенно у меня создалось впечатление, что я пустился в путь в полдень, а теперь уже вечерело. К счастью, многие растения светились, а покрытые шипами наросты, сочившиеся живицей, становились всё больше и больше и распространяли вокруг себя тусклый свет. Возможно, действительно наступала ночь.
При мысли об этом я удвоил свои усилия. Меньше всего мне хотелось быть застигнутым темнотой на бесконечных лестницах, образованных переплетением лиан. Не останавливаясь, я миновал ещё две ветви, хотя меня и тянуло отдохнуть на них, и упрямо продолжал спускаться вниз.
После исчезновения пившего из лужи существа, мне попадались лишь насекомые. Их здесь было превеликое множество, самых разных — от ползавших по лианам и коре до мириадов крылатых существ. У самых крупных из них тоже были радужные световые пятна. Их антенны, крылышки и другие части тела сверкали яркими красками, в отличие от призрачно-сероватого света, распространяемого растениями. Я видел искры красного, голубого и ярко-зелёного цвета, казалось, вокруг меня порхали на крылышках крошечные драгоценные камни.
Стояла уже глубокая ночь, когда, отчаянно цепляясь за грубую кору, я спустился с последней петли лианы, которая упиралась в землю далеко в стороне от дерева. Я спрыгнул на мягкую подстилку из опавшей листвы и провалился в неё по колено. Тёмная, безлунная и беззвёздная ночь.
— Сюда! — раздался зов Ита. Я барахтался в перегное, пытаясь нащупать ногами твёрдую почву. Однако теперь я повернулся в том направлении, откуда раздался его призыв.