— Можете любое взять в руки и рассмотреть.
Клаудия энергично замотала головой, но не могла устоять перед искушением и одно за другим, стала подносить сокровища к свету. Когда подошла очередь «Розы Розетти», у нее не хватило мужества коснуться ее, и она взяла брошь с изумрудом, лежащую рядом.
— Нравится? — спросил граф.
— Люблю изумруды.
— Они вам не подходят. Изумруды и бриллианты слишком грубы для вас. Вы должны носить жемчуг. Розовый.
— Кажется, вы знаете все обо всем, — заметила Клаудия, рассматривая брошь.
— Что касается вас, несомненно. — Он придвинулся ближе. — К примеру, ваше платье. Оно недорогое, но выбрано с поразительным вкусом.
Он говорил так искренне, что грех было на него сердиться.
— Большинству женщин не понравился бы ваш комплимент, — тем не менее возразила она.
— Большинству женщин я бы и не сделал подобного комплимента, — парировал он.
Снова последнее слово осталось за ним! Клаудия перевела взгляд на брошь, которую держала в руках:
— Застежка сломана и оправа ослабла. Когда вы просматривали коллекцию в последний раз?
— Уж и не упомню когда. Если украшения пребывают в своих футлярах без употребления, какой смысл заботиться об их исправности застежек?
— Какая жалость! Камни лишь тогда просыпаются к жизни, когда их носят.
— Согласен. Но только прекрасная женщина может раскрыть всю их силу! — Он взял изумруд из ее рук, и от его прикосновения ее сердце снова бешено заколотилось.
— Не верю, чтобы вы не знали женщины, которая была бы достойна носить эти камни! — Она отвернулась.
— О, я знаю множество прекрасных дам, которые заложили бы душу дьяволу, лишь бы надеть что-то из этой коллекции. Но так уж повелось от предков, что право носить эти драгоценности имеют только члены семьи. На сегодняшний день это моя сестра и моя племянница.
— Значит, вам самая пора жениться!
— Наверное. Но мне хотелось бы найти не манекен для этих украшений, а женщину, которую бы они действительно украсили. — Он открыто улыбнулся и больше не казался таким чужим и неприступным. — В любом случае, после экспонирования коллекции я намерен решить этот вопрос.
— К тому времени меня уже не будет здесь, — с невольным облегчением заметила Клаудия.
— Вы покидаете Венецию? — Его голос стал напряженным. — Вам здесь не нравится?
— Я полюбила Венецию, но Италия не моя родина, я не могу остаться здесь навсегда.
Его испытующий взгляд становился невыносимым. Клаудия поднялась:
— Мне пора. Уже поздно.
— Выпьем чаю, и я провожу вас.
— В этом нет необходимости.
— В чем? В чае или в провожании?
— Ни в том, ни в другом. Не думаю, чтобы вы обычно пили чай. А что касается провожания, я прекрасно доберусь на пароме.
— Почему вы так сопротивляетесь? Она набрала воздуху:
— Я не хочу быть вам в тягость.
— Не стоит продолжать в том же духе. Так что, идем пить чай?
Когда они вернулись в салон, граф дал распоряжения слуге, и через пару минут два лакея внесли серебряный поднос и поставили его на столик у камина. На подносе был сервирован чайный прибор и кофейник работы флорентийского мастера.
— Кофе, полагаю, для вас?
— Я имел в виду церемонию, а не сами напитки. — Его глаза лукаво блеснули.
Клаудия рассмеялась и стала наливать ему кофе, стараясь сдержать дрожь в руках. Еще больших усилий ей стоило налить себе чаю, который оказался неожиданно крепким. К счастью, на подносе стояли молоко и блюдечко с лимоном. Она добавила в свою чашку капельку молока.
— Изумительно! Настоящий английский чай.
— Мне присылают его из Лондона. Моя сестра предпочитает его кофе. Привыкла в своем замужестве.
— Я слышала, мистера Чартерса убили.
— Да, очень прискорбно. Моя сестра только — только начинает оправляться от шока. И я стараюсь, чтобы ее не волновали никакие заботы.
«Интересно, какие заботы могут быть у Розетти? Уж конечно, не денежные! Да и другие с помощью денег легко устранить».
— Деньги не решают проблем, — сказал граф, будто отгадав ее мысли. А подчас и создают их. Вот, к примеру, София…
Створки дверей распахнулись, и на пороге возникла изящная смуглая фигурка.
Эрика Медина!
Глава 4
Легким шагом, с распростертыми объятиями, Эрика Медина устремилась к графу, не обращая ни малейшего внимания на сжавшуюся в комочек Клаудию.
— О, Филиппо, — пропела она хрипловатым голосом, — прости, что раньше назначенного времени! Но дядя Отто улетел в Париж, и я освободилась.