— Простите меня, Филиппо, наверное, я веду себя по-дурацки, но я просто не знаю ваших обычаев.
— А что, они сильно отличаются от обычаев англичан? — язвительно спросил он, еще не успев остыть.
— Может, в Италии, где браки, как правило, заключаются в интересах семьи, принято появляться в обществе с любовницами… Да и вообще, — смешалась она, — отличий много…
— Ну-ну, — граф немного отошел, — рассказывайте дальше, это уже интересно.
— Какой смысл. — Клаудия посмотрела через его плечо в сторону танцующих. — Все равно мы не изменимся, ни вы, ни я, да это и несущественно!
— Напротив! — К графу вернулось его обычное самообладание. — Это очень важно. Как вы уже заметили, мы, итальянцы, относимся к браку более прагматично. Но мы и большие романтики. Да, мы выбираем в жены женщину, которая вписывается в круг нашей семьи и друзей, но мы выбираем себе подругу на всю жизнь! И наши женщины в браке счастливее многих других.
— Да что вы говорите!
— Не верите? Мы не заставляем их сидеть одних дома, чтобы часами проводить время на футбольном матче или в пабе. А если уж кому-то неймется завести связь на стороне, жена и дети все равно стоят на первом месте. Что же касается любовниц, тут мне трудно с вами говорить…
— Так я и полагала!
— Из-за вашей наивности, — добавил он холодно. — Вы что, всерьез считаете, что англичане не изменяют своим женам?
— Но…
— Вы боитесь даже думать о сексе. Вам милее разыгрывать из себя Белоснежку в ожидании бесполого принца!
— Ну, знаете!
— А что же вы тогда набросились на меня?!
— Разве вы привели меня сюда не для того, чтобы задеть Эрику Медину? — Клаудия больше не могла держать в себе мучивший ее вопрос.
Его желваки заходили. Ему потребовалось время, чтобы спокойно ответить:
— Вам все представляется в неверном свете. — Его колено коснулось ее ноги. — Муж Эрики был моим… старшим другом. Я очень уважал его. И, когда он умер, я почувствовал себя обязанным позаботиться о его вдове, тем более что у нее возникли проблемы… в финансовом отношении. Как женщина она меня совершенно не интересует!
— У меня создалось другое впечатление, — холодно сказала Клаудия, вспомнив замечания синьоры Ботелли. — Вы оплачиваете все ее счета, по крайней мере в нашем салоне.
— Подарить пару безделушек, что за вопрос, — пожал граф плечами. — Деньги — понятие относительное. Для меня, например, куда важнее ваша благосклонность, Клаудия.
— Не говорите глупостей!
— Это чистая правда. С тех пор, как я узнал вас…
— Не слишком-то вы утруждали себя, граф!
— Я ведь уже объяснил. Ну, ладно! — Он покусал нижнюю губу. — Должен признаться, что я пытался бороться со своими чувствами. Я хотел убедиться, что могу обходиться без вас… Вы полагаете, что я жаждал влюбиться в дурную англичанку, — едва сдерживая крик, зашептал он, — которая только и ищет повод, чтобы меня обидеть?!
— Оставьте ваши шуточки, — неуверенно пролепетала Клаудия.
— Какие уж шутки! Просто я не позволяю себе быть слишком серьезным, а то бы сейчас же принялся за вами ухаживать на глазах у всего света! — Он резко вскочил. — Идемте! Вы правы, я не туда вас привел!
Не успела она опомниться, как он подхватил ее под руку и, почти не замедляя шага, молча доставил до порога ее квартиры.
Лестничная клетка, показалось Клаудии, сжалась до неприличных размеров. Она никак не могла отыскать ключи в своей сумочке. Когда же наконец отперла дверь и собралась сказать «до свидания», Филиппо, тесно прижав ее к себе, протиснулся в щель.
— О нет, — жарко шептал он, — только не так!
Она попыталась высвободиться, но он еще крепче прижал ее к себе. Сквозь тонкую ткань своего платья она чувствовала, как бьется его сердце.
— Вы делаете мне больно, — жалобно простонала Клаудия.
— Тогда перестань сопротивляться. Я хочу тебя. И ты меня хочешь!
— Нет!
Его жаркое дыхание обжигало ее.
— Врешь! Ты жаждешь меня, Клаудия! Я весь вечер читал это в твоих глазах.
Он наклонился и с жадностью прильнул к ее губам. Она плотно сжала губы, краешком сознания удивляясь, что он не попытался разжать их силой.
— Не бойся, малышка, я никогда не причиню тебе зла…
— Даже невольно? — с усилием выдохнула Клаудия.
Его объятия ослабли, но не настолько, чтобы она могла выскользнуть.
— Мы из разных миров, Филиппо. И, даже если не захочешь, ты будешь делать мне больно.
— Ты тоже причиняешь мне боль!