— Виталий Александрович, я вот о чем думаю… Ну, скажем, речной я закончу, и что? Люди вот ездят везде, послушаешь их другой раз — театры там, лекции разные, всякие открытия, разговоры… А мне опять обстановочный участок, от шиверы до шиверы? Только что один отпуск?
Мыльников, чуть прищурив глаза, долго-долго затягивался табачным дымом, потом так же долго выдыхал дым. Отшвырнув папиросу, с привычной легкостью сбежал по крутому трапу и предложил Генке, как равный равному:
— Давай побродим по берегу? Поговорим…
Он шел немного впереди, Генка не видел, как раздумчиво покусывает Мыльников выбритую до синевы губу и щурит глаза, словно высматривает что-то могущее ответить на трудный вопрос Генки.
— В твои годы это не проблема, Дьяконов! — сказал он наконец. — Лет через пяток лекции, и театры, и разговоры — все это, пожалуй, будет у тебя под боком. От шиверы до шиверы. А вот чтобы ездить везде, так это… Туристы везде ездят, туристскую поездку можно подгадать к отпуску. Те же, кого ты имеешь в виду, ездят не везде, а куда нужно. В своем роде тоже от шиверы до шиверы. И кстати, для них и через сто лет не будет почти на каждой пристани города с театром. Такая у них работа, у топографов, у геологов, у этих вот у ваших гостей — лазать по медвежьим углам. Но дело не в том… Понимаешь, люди выбирают профессию, а не место работы.
— Понимаю, — вздохнув, согласился Генка: на главное, стыдливо запрятанное в шелуху слов о театрах и лекциях, Мыльников не ответил. Но Генка вдруг подумал, что Виталий Александрович, тоже болтающийся и летом и зимой от шиверы до шиверы, конечно, не чувствовал бы себя человеком с другого берега, приходя в лабораторию. Разговаривал бы на одном языке с Михаилом Венедиктовичем и Верой Николаевной. Значит, дело не в месте жительства. Дело в тех ступенях, на которые надо подняться Генке и уже поднимается студентка Эля.
— Профессию я выбрал, вы же знаете! — сказал он и опять вздохнул, вспомнив, что сдал документы в Красноярский речной техникум, а Эля — москвичка. — Только, Виталий Александрович… Может, в Москву мне податься?
— Зачем?
— Ну… там ведь тоже речной есть. И… посмотреть, что за Москва. Я ведь… живого паровоза не видел еще, не только что… Охота же посмотреть Москву! А?
Мыльников помолчал, стараясь, наверное, поставить себя на Генкино место, умом сорокалетнего человека постигнуть желания двадцатилетнего парня. Наконец сказал:
— Вероятно, охота! — И по-мыльниковски скупо улыбнулся. — Ну что ж! Можно будет попытаться помочь тебе, ты ведь производственник, со стажем! Попробуем!
Мыльников был знаменит тем, что не давал пустых обещаний. Но слова благодарности застряли в Генкином горле, как столкнувшиеся в дверях люди, мешающие друг другу. Видимо поняв это, Мыльников неожиданно перевел разговор.
— Начнется заполнение водохранилища — будем выправлять и углублять на шивере фарватер. Каждую навигацию одна-две аварии, черт знает что! Вверху — на порогах — и то меньше. Сколько теперь денег ухлопают на спасательные работы — груз с паузком, наверное, того не стоят! Ну, я на катер…
— Уже уходите? — с сожалением спросил Генка.
— Нет, будем ждать охотинспектора. Высадили его на гидрологическом посту, а выйти сюда должен. Тропа есть, что ли?
— Есть тропа. Только она не на пост, а к Ухоронге…
— Вот-вот. На Ухоронге, километрах в двенадцати от устья, лося кто-то в петлю поймал. Надеюсь, не ты?
— Не я.
Генка покосился на дом Шкурихина и усмехнулся, вспомнив, что Петр, охотно встречающий и свое и чужое начальство, всегда избегал Мыльникова. Не крутился у него на глазах, не лез с рассуждениями о преимуществах сухих батарей над аккумуляторами, не зазывал на уху.
Проводив начальника до трапа, Генка забегал по сторонам глазами — поделиться бы с кем-нибудь радостью, покамест та не начала остывать, не улеглась. И ноги сами собой понесли его по правому разветвлению поднимающейся на косогор тропки, к домику, занятому биологами. Не к своему дому.
Встретила Вера Николаевна — все остальные с утра в тайге, а на нее возложили речной участок и хозяйственные заботы: прямо-таки забавная манера быть внимательными к женщине, как будто ей семьдесят лет и она передвигается с палочкой!
— Кстати, кто это там приехал, Геннадий?
— Наш начальник. Обещает послать меня учиться в Москву, Вера Николаевна!