— Геннадий, мне сообщили замечательную новость! Я вас поздравляю!
— Будем с вами щук в Московском море ловить! На мыша! — крикнул выдворенный-таки в сени Сергей Сергеевич.
— Нет, это всерьез здорово! — Михаил Венедиктович ловко поймал в ладонь клок мыльной пены, сорвавшейся с небритой щеки. — Новое окружение, иные взгляды на вещи! Кстати, ведь вы не курите? Пока не устроитесь с общежитием, сможете остановиться у меня. Милости просим! Долг, как говорят, платежом красен!
Сказав спасибо, Генка ждал Элиных слов. И Эля, озорно поглядывая одним глазом из-за вечно мешающего смотреть локона, сказала:
— Только его и не хватало в Москве! Очень он там нужен кому-то!..
— Эля! — возмущенно, стеклянным голосом воскликнула Вера Николаевна. — Как вам не стыдно!
Но Эля смотрела только на Генку, она не слышала окрика Веры Николаевны. И Генка его не слышал. Вера Николаевна посмотрела сначала на одного, потом на другого, и выражение лица ее стало меняться.
Сначала в горящих гневом глазах погас недобрый огонь, отразилась растерянность, веселыми искорками засветилось лукавство. Еле заметные морщинки побежали от уголков глаз. Сурово поджатые губы обмякли, начали было улыбаться, но вдруг почему-то притворились — только притворились — строгими.
— Эля… — сказала Вера Николаевна. — Эля, наверное, Михаилу Венедиктовичу понадобится для умывания вода. И всем нам для чая. Может быть, вы сходите с Геной? С обоими ведрами?
— Конечно, сходим! — откровенно обрадовался Генка, а Эля бросила на Веру Николаевну быстрый испытующий взгляд и, что-то поняв, не скрывая, что поняла, чуть потупилась.
— Господи, оказывается, в сорок лет можно быть совершенной дурой! — с улыбкой сказала Вера Николаевна удивленному Михаилу Венедиктовичу, когда Генка с Элей, погромыхивая ведрами, вышли. — Почему вы на меня так смотрите?
— Не понимаю, что вы хотели сказать!
— Я хотела сказать, что, если Сергей Сергеевич вылил из умывальника всю воду, вы не скоро умоетесь.
Михаил Венедиктович недоумевающе поморгал, потом спросил очень серьезно:
— Вы думаете? — Опять поморгал — возможно, в глаза попало каким-то образом мыло. — И так же серьезно добавил: — А знаете, это вполне вероятно… Да, да!
А Генка с Элей, стоя на берегу, провожали взглядами отплывающий катер. Пятясь, он вылез за белый бакен и, в пену сбивая под кормой воду, развернулся носом против течения.
— На Ухоронгу все же пошли, — покачав головой, сказал Генка и, забывая обо всем, попытался взять девушку за руку. Конечно, этого ему не позволили. Эля, бросив через плечо испуганный взгляд наверх, на дома, спросила капризным тоном:
— Больше ты ничего не выдумал? Может быть, еще поцеловаться захочешь?
— Захочу, — сказал Генка.
— Тогда надо совсем под окна идти. Вдруг здесь все-таки не увидят?
— Наплевать, — махнул рукой Генка. — Ты… в Москве… Ну, может, мне не ехать туда?
— Дело твое! — Эля дернула плечиком и отвернулась, обиженно надув губы.
— Нет, верно… Ты со мной в Москве… будешь дружить?..
— Если ты хоть немножко поумнеешь…
— Эля!
— Какой ты у меня дурак, господи! Нашел время и место для таких разговоров! И так уж Вера Николаевна догадалась, по-моему, а ты…
— Что я?
— Не можешь подождать до вечера?
— Вечером ты опять не выйдешь.
— Так ведь неудобно же!.. Знаешь, ты пригласи нас с Верой Николаевной в кино, как тот раз. Или на лодке кататься. Вот увидишь, она откажется!
— Не откажется!
— Откажется, я тебе говорю! Она ведь нарочно сейчас… про воду! Ну, до чего же ты непонятливый, горе мое!
— Сама ты горе! — вздохнул Генка. — Ладно, я скажу, что кино.
— Смотри только сам, чтобы жена твоего любимого друга Шкурихина не вздумала ехать!
— Сегодня не вздумает! — сказал Генка. — Сегодня и кино-то не показывают…
— Показывают кинофильмы, а не кино. Ясно?
— Ясно. А Шкурихин вовсе не друг мне. Гад он.
— Дошло наконец?
— Еще какой гад! Сохатого — помнишь? — сгноил в петле, теперь на Костю Худоногова дело заводят. Судить будут, наверное.
— Так твоему Шкурихину и надо!
— Не Шкурихина, Худоногова судить будут!
— А того за что?
— Да я же тебе говорю: за сохатого, что Петро сгноил. Ну на Ухоронге. Он же в Петькину петлю попал и сгнил, тот сохатый.
— Здравствуйте пожалуйста! Значит, именно Шкурихина будут судить!
— Нет, в чем и дело! Петька напакостил, а отвечать Косте придется. Так получилось.
— Не понимаю! — сказала Эля. — Объясни толком!