Хозяин смотрел на Мигеля, чуть наклонив голову.
– У меня совсем нечем тебя угостить, – сказал он. – Ведь не будешь же ты жевать кварцевый песок, а больше в доме ничего нет.
– Я не хочу есть, – ответил Мигель.
– Ты ушел слишком далеко, а я был погружен в свои длинные мысли.
Если бы не Елисео, я бы даже не знал о твоем уходе. Я очень долго тебя искал и нашел почти случайно. Слишком велик был каменный монолит, разделявший нас. Я боялся, что ты уже погиб под завалом, или утонул, или заполз в такую щель, в которую я не смогу пробиться.
Я едва не прошел мимо, когда услышал твой крик и тот птичий гам, который поднялся. Так что ты спас себя сам, мальчик. Сначала я почти ничего не слышал и шел по наитию. Я хорошо знаю лабиринт, но ты ведь совсем уклонился от него, ты ушел в те пещеры, которые пробила вода.
А их я не знаю. То, что ты выбрался в круглый зал – а я знаю, как тяжело ты пробивался туда, – и было твоим спасением. Я все равно пришел бы, рано или поздно, но если бы не твой крик, я мог бы прийти слишком поздно. Нам повезло. Нам обоим. Мир соткан из случайностей и совпадений, как говорит твой дед. Хотя я думаю, что не только из них.
Они опять надолго замолчали. Звуки, долетавшие в комнату с площади, напоминали шум водопада. От этого стало прохладнее. И тогда Мануэль начал свой долгий рассказ, который продолжался много вечеров.
– Мигель, то, что я сейчас скажу, наверное, удивит тебя, но пусть это тебя не пугает. Я не человек. Я из другого племени.
Помнишь легенду, которую я рассказывал тебе? Это почти правда. Может быть, только рассказанная несколько более поэтично, чем это было на самом деле.
Когда Земля была покрыта расплавленным океаном, на ней уже была жизнь. Эта жизнь родилась в расплаве, как спустя миллиард лет другая жизнь возникла в рассоле.
Была ли эта древняя жизнь на Земле первой? Возможно, и была, но только на Земле. Жизнь, вероятно, вечна. Разум – безусловно вечен.
Эта древняя жизнь прошла многие стадии эволюции, и возникли ее разумные формы, появились носители разума.
Я один из них. Основой древней жизни был камень – кремний, как основой новой жизни стал углерод. Сегодня, когда мы говорим с тобой, древняя жизнь уходит, а новая подходит к самому своему пику.
Когда Земля начала остывать и ее тепло стекало в глубины, древние люди – будем их называть так, хотя мы и не люди совсем, – стали уходить с поверхности, скрываясь в подземных лабиринтах – близко к горячей границе. Я родился уже там. История моего народа была долгой и бурной. Ее сотрясали войны и расколы, но уже очень давно кремниевые люди поняли, что главной их задачей является не власть над себе подобными и даже не самосохранение. Они поняли, что у них есть всего одна цель: создание жизни, которая лучше приспособлена к возникающим условиям земного существования, жизни, во всем отличной от их собственной, но столь же разумной. Той жизни, которая осознает главную заповедь, и когда условия вновь изменятся, она будет способна создать еще одну форму жизни и передаст ей вечный свет разума, как это сделали мы. Человек не первое разумное существо на
Земле и, я уверен, не последнее.
Не мы создали углеродную жизнь, но мы сумели задать то направление развития, которое привело к появлению человека. Миллионы лет ушли на попытки и пробы. Иногда мы заходили в тупик, отчаивались, но продолжали наше главное дело. А целью было создать жизнь подлинную, то есть такую, которая уже не зависела бы от ее создателей. Многие думают, что окончательный вариант не лучший, а чуть ли не худший. С точки зрения устойчивости к внешним воздействиям так и есть. Человек настолько хрупок, что сам факт его существования удивляет. Но человечество как целое оказалось совсем не таким хрупким, это и решило исход дела.
Все определила способность к познанию мира. Я живу очень долго – с точки зрения человека, мой возраст можно считать вечностью. Очень длинная жизнь – это не только накопленные знания и опыт, но еще и непомерный груз глупостей и ошибок, затверженных и непроверенных истин, груз, который я несу в себе. И поэтому, может быть, вы совершеннее нас. Вы – люди быстрого мира, вы быстрее живете, учитесь, меняетесь, умираете. Как ни странно, с точки зрения вечности – это большое преимущество.
– Но если вы совсем другие, почему ты так похож на человека? – спросил Мигель.
– Мальчик, это не я похож на человека, это человек похож на меня.
Уходя из этого мира, мы очень хотели, чтобы осталось что-то от нас, например форма тела. А мы действительно уходим. Наше дальнейшее вмешательство в жизнь людей, кажется, в будущем принесет только вред. Люди должны очень скоро разобраться с тем, как работает эволюция. И как только они это поймут, они сразу же приступят к созданию другой формы жизни, которая окажется совершеннее не только нашей, но и той, которую мы оказались способны создать. И может быть, людям опять понадобится строительный кремний, и они пустят в дело останки наших тел, даже не подозревая об этом.
Сегодня мы можем уже очень мало. Хотя и достаточно, чтобы, например, уничтожить Землю. Но это не слишком трудно. Этому люди тоже скоро научатся.
Когда-то наши города были многочисленны. У наших женщин рождались дети. Теперь осталось только несколько поселений. Там пусто и тихо.
И дети давно не рождались ни в одном из них. Еще продолжается вялый, уже ничего не решающий спор о том, как следовало направлять эволюцию. Кто-то продолжает доказывать, что водная среда удобнее для высокоразвитой формы жизни, чем воздушная. Кто-то утверждает, что нужно было не заниматься мучительной адаптацией к суровым условиям
Земли, а перебраться ближе к Солнцу – на Меркурий. Но эти разговоры давно стали утопией даже для тех, кто любит их заводить. Мы слишком давно ушли с поверхности Земли и слишком редко смотрели на звезды, чтобы всерьез работать над такой непомерной задачей. Мы сделали что могли. Наверное, мы не слишком преуспели. Но уже ничего не поделаешь.
Остается только смотреть. При свете солнца и звезд почти никто из нас не может жить – здесь слишком холодно. Я едва ли не последнее исключение. Меня готовили для этого, потому что было необходимо кому-то жить среди людей, чтобы наблюдать их вблизи. Сейчас моя миссия тоже выполнена. Я вполне мог бы вернуться в свой теплый подземный рай, но я слишком привык смотреть на звезды. Они притягивают меня. Я не могу отказать себе в том необычайном удовольствии, которое испытываю, глядя на них каждую ночь.
Можешь назвать меня шпионом, но армии, пославшей меня, давно не существует. Люди настолько самостоятельны, что наше вмешательство больше не нужно. Если оно не будет достаточно сильным, его последствия будут легко преодолены – они будут поняты в границах человеческого знания. Если оно будет слишком мощным, то может повлечь гибель человеческой цивилизации. Этого мы никогда не сделаем
– слишком много вложено сил, чтобы создать такое человечество, какое есть сегодня. Да и ничего лучшего нам уже не создать. И мне кажется, что человечество правильно понимает наше послание. Пройдет совсем немного времени – и синтез новой формы жизни начнется. Быть может, уже начался.
– Мануэль, значит, истории про подземных людей – правда?
– Правда. Эта гора – один из выходов из горячего мира. Мы построили его очень давно по меркам человека. Мы проложили в скале эти лабиринты. Прежде многие из нас выходили на поверхность. Но потом человечество научилось жить без нашего вмешательства, и мы почувствовали себя лишними.
Человек отвергает незнакомое и остро чувствует чуждый мир. Если мы выйдем на ярмарочную площадь, станем рассказывать о себе и доказывать свое могущество, нас сочтут фокусниками и колдунами и сбросят с обрыва. Мы не нужны людям, все, что мы могли, мы уже отдали, и главное, что мы отдали, – способность человека к самостоятельному познанию, и это единственное, что люди способны передать своим наследникам, которые, может быть, станут больше похожи на нас, чем на людей, кто знает.