– Авось выкрутится, родимый, – сказал Сид, поглядывая на спящего Мага.
– Выкрутится, – твердо сказал Бард, хотя, по правде говоря, особо в это не верил. – А тебе лучше и самому поспать, я покамест покараулю.
– Это ты спи, - буркнул Сид, – Нам, старикам, сон не впрок – чай всю жизнь прохрапели. Но Бард все-же настоял на своем и, выпроводив Сида из келии, разложил для него подушки подле камина. Не смотря на горящий очаг в часовне было сыро и зябко, за окнами хлестал начавшийся еще вчера ливень. Дороги в округе покрылись по щиколотку водой и, превратившись в непроходимые трясины, стали полностью непроходимы, поэтому оставшийся на страже Бард не сильно опасался незваных гостей. То и дело заглядывал он к отцу Исгароту, проверяя здоровье старого мага. Тот спал в полном забытье и с каждым часом ему делалось лучше.
За лекарскими заботами и попеременной дремой прошел весь тот тоскливый день, на следующее-же утро старый Маг пришел в себя, хоть и был по-прежнему чрезвычайно слаб. Подозвав обоих благодетели и благословив Божьим знамением, Маг велел нащипать в саду пучок целебных травок из которых, под его строгую диктовку, было состряпано живительное зелье придавшее силы не только самому Исгароту, но и Сиду с Бардом, коих старый Маг тоже заботливо отпоил. Передохнув с четвертинку часа и помолившись, Исгарт велел принести к нему в келию фолианты из часовенской библиотеки, получив-же их замкнул за собою двери и уединился, таким образом проведя ночь в молитвах и размышлениях.
Вновь развиднелось, дождь престал лить и, впервые за последние два дня, яркое солнце выкатилось из-под отступающего фронта туч. Бард и Сид по обыкновению завтракали хлебом с голубичным вареньем, когда из келии показался отец Исгарот и, пожелав обоим доброго утра, велел не мешкая собираться на совет. Мигом отложив пищу, оба проследовали за магом в библиотеку.
– Дети мои, – заговорил старый Маг, – Вестимо, само провидение принесло вас к дверям моей часовни, дабы стараниями вашими и кроткой заботой, я – было попавший в мир мертвых, был вновь возвращен к миру живых. Провидение свело нас не зря - многое открылось мне за ночь молитв и чтений: боюсь, что из-за моего недуга и телесной слабости потеряли мы немало ценного времени. Но, как мне видится, потерянное все еще возможно наверстать. Артефакт, который прибыл с вами в часовню, более не может тут находится. Помнится, в ту памятную ночь, когда вы впервые появились на моем пороге, я ручался что зло вас не достигнет покуда крепко стоят стены Часовни и жив старый маг Исгарот. Так оно есть и нынче, но с каждым уходящим днем стены Часовни дряхлеют, а старому магу Исгароту становится все труднее и труднее противиться наступающему злу, тем паче если это зло решит обрушиться на меня всем своим могуществом. Не устоять Часовне, не устоять и мне! А сердце тем временем подсказывает что рокового часа осталось ждать совсем недолго: близок день, когда зло заявится лично и властно потребует выдать то, что по праву считает своим. Сможем-ли мы перечить этой власти? Может быть поначалу и сможем, но испытывать судьбу безвольным ожиданием я не хочу. Поэтому крепитесь, дети мои, ибо впереди нас ждет дальняя дорога.
Сид и Бард переглянулись. Сказать, что они не ожидали от Мага подобных слов было-бы неверным, ибо догадывались о невозможности вечно укрываться в часовне: рано или поздно враг все равно подоспеет к воротам во всеоружии, и тогда поминай как звали! Оба предполагали, что как только Исгарот окончательно оправится и окрепнет, то все трое тотчас выступят к Монастырю Огня и там, под охраной чертогов древней обители, передадут таинственный чёрный камень на попечение мудрецам. Но Монастырь от часовни лежал довольно близко, поэтому слова Мага о дальнем пути обоих изрядно изумили.
– Идти нам надлежит к Магам Воды, – продолжил тем временем отец Исгарот, – Ибо если есть и кто на этом острове способный разомкнуть тайну чёрного артефакта, так это они – мудрые дети Аданоса и кроткие жрецы его. Насколько мне известно их нынешняя обитель находится далеко на Юге, посреди нежилых земель куда наведываются разве что охотники за шкурами троллей и лихие искатели приключений. Маги воды отправились в эти опасные края несколько лет тому назад, дабы изучить сокрытые там руины некоего древнего народа что населял Хоринис за много веков до владычества Робара и Миртанского королевства. До этих руин добраться будет непросто, более-менее надежные ориентиры отмечены только на старых картах острова, которые меж тем вам обоим надлежит как следует изучить, не теряя ни минуты времени. Увы, дети мои, другого пути у нас нет – так что крепитесь в вере и собирайтесь, на все воля Божия!
– Я думал мы пойдем к Магам Огня, в Монастырь, – молвил Бард, – Ужели они не смогут нам с этим чертовым камнем помочь?»
– Явись вы ко мне в другую годину, я бы пожалуй что сам вас до Монастыря и спровадил, – ответил Исгарот с горькой улыбкой, – Но увы, иные нынче порядки. Страхи теперешних времен даже такую твердыню как Монастырь пошатнули, досточтенные Маги Огня порядком изменились как во нраве, так и в добродетелях своих. Церковь Инноса теперь больше карает, чем милует. Заявись вы в Монастырь с этой загадочной штукой, вас тотчас схватят и бросят за решетку, низвергнут в глубокие, темные узилища, из которых своими ногами еще никто не выходил. Впервые за долгие века Маги Огня – пусть и благородные, мудрые, да набожные в целом люди, почувствовали себя уязвимыми лишившись магии рун, перед накатившейся бедой ощутили беспомощность граничащую с наготой, засим и замкнулись, взирая на любого чужака с крайним подозрением и страхом. Узрев-же чёрный артефакт, теперешние обитатели Монастыря мигом решат, что несущие его – вражьи клевреты, коварные прихвостни самого Белиара, и дабы допытаться до признания вины, замучают вас до смерти. Даже Верховный Маг Пирокар, наимудрейший предводитель всей монастырской общины, пожалуй что и не выручил-бы вас, ибо даром что сильнее прочих верой и пуще любого любовью к ближнему богаче, предводитель сделался совсем уже старым, ушедшим всецело в себя, позволяя другим – куда менее достойным членам братства, судить и рядить за себя. В Монастыре теперь не столько его преподобие Пирокар верховодит, сколько магистр Серпентес и лиха от его верховенства выходит все-ж больше, чем добра, да не осудит меня Иннос за слова хулящие!
– Дела-дела, – почесал голову Сид, – Вот уж не думал, что и в Монастыре все наперекосяк пошло. Не врут видать кликуши про судный час, да и значит от этой чёртового бремени нам просто так не отвертеться. Ну что-же, лиха беда начало! Собираемся, значит, в путь. Когда выступим, отче?
Отец Исгарот было начал отвечать, но тут в разговор вмешался Бард.
– Ужели нет другого выхода? - возразил он неожиданно громко и, мгновенно смутившись, продолжил говорить почти-что шепотом. – Я конечно осознаю всю теперешнюю необходимость, пусть и не полностью ибо в магии ничегошеньки не смыслю, но камень этот проклятый мне хорошо знаком. Точнее говоря, мне знакомы страшные люди - бывшие хозяева мои, которые к этому артефакту имеют почти-что рабскую привязанность, да и если что ведомо мне о мучителях и истязателях этих, под чьим игом я мучался последние четыре с лишним года не такой уж длинной моей жизни, так это то, что ни от нас, ни от своего вожделенного камня они во век не отстанут и будут нас преследовать до последнего издыхания. Выйдем вот мы на большак – они тотчас выйдут за нами, дьявольскую эту штуку в воздухе почуяв, и непременно нас догонят. Устоим-ли мы против них? Я вот драться не умею совсем, но скорее погибнуть готов с оружием в руках чем попасть обратно к ним в лапы. Так что если обрушаться они на нас – а точнее не «если», а когда обрушатся, то я буду сражаться, сражаться хоть и без умения, да и на верную гибель, но жизнь свою в чужие руки волей не отдам. Но ужели угодно нам всем погибать? Рассудите, друзья! Ведь успеем еще в могилу прыгнуть, такое уж нынче время что всенепременно успеем и плакать по нам никто не будет. Но раньше назначенного срока прыгать зачем? Зачем силой стремиться к неизбежности? А ведь могут-то и не убить вовсе, а оглушив – в рабство взять, клеймо на груди выжечь, из вольного человека в вещь бессловесную обратить, а это, братцы, много раз хуже смерти! – вскрикнул Бард, и вновь устыдившись высокого голоса, раскраснелся лицом и умолк.