– Чему-же, добрый мой брат? – ключник любопытно навострил уши.
– А тому, что старый мир канул в пучину и по-прежнему больше ничего никогда не будет. Так что крепись: ибо, если преходящее славно, тем более славно пребывающее. Имея такую надежду, мы действуем с великим дерзновением!
Глава Двенадцатая - Пороги
– Как думаешь братец, – первым тишину нарушил Сид, – Сдюжит старина Исгарот против твоих бывшего душеправителей?
– Наверное, – молвил Бард несколько рассеяно, – Знаю только, что сложное это будет дело. Маги Огня - они-то конечно не лыком шиты и, стрясись чего, умеют за себя постоять, но и колдун этот проклятый тоже ведь не прост! Даже среди искушенных чернокнижников Мора Сул о могучем Барадаре хаживали страшные россказни, да и камень этот ему видимо тоже неспроста подсудобили. Кстати, как поживает наш артефакт? Все еще при тебе?
– Куда уж окаянному деться, – буркнул старина Сид, боязливо ощупывая свой кошель. – Впрочем, лучше его не поминать - а то ведь и у реки, неровен час, могут оказаться вострые уши! Ты мне лучше расскажи, как в лапы попал к этой мрази чернокнижной, коли не против о таком вспоминать.
– Да чего уж там рассказывать, – горько усмехнулся Бард, – То моя пустая голова, всем бедам начало! Впрочем, буду с тобой по порядку, благо время есть и плыть нам еще аж до самих сумерек. Так вот-же, слушай теперь: было мне всего пятнадцать лет когда отец, окончательно разуверивших в моей воинской карьере, решил отправить меня в известную всем Коллегию Бардов. Училище это мне сразу пришлось по душе: под высокими его сводами дышалось на редкость свободно - рачительная разница с той постной, удушливой мутью от которой меня воротило всякий раз когда ходили с отцом ко двору или к рыцарям-паладинам в обитель. В Коллегии не вели бесконечных разговоров о «долге», не чеканили типичную для царедворцев трепотню о «службе и чести» на которую им, царедворцам, на самом деле начхать. Наоборот – мудрые учителя Коллегии давали школярам побольше свободы, баловали всяческой вольностью дабы каждый из нас мог разыскать свой - обособленный и неповторимый путь к высоте искусства. Многие занятия проходили вовсе не в зданиях, а наоборот - под открытым небом, около моих любимых гор и лугов! Ну так вот, хаживало в те времена среди самых толковых и утонченных школяров одно любопытнейшее ученье, распространялось оно правда подпольно так как благосклонности учителей и магистров, не смотря на всю их открытость, не сыскало. Передавали мы его друг-другу на переписанных наспех листках, порою даже угольком чертили на табличках и так разносили сокровенное знание! Школяры восхищались этим учением, пытливым умом его автора, яркими мыслями, сетуя только что подлинного своего имени он открывать не желал, подписывая каждую эпистолу довольно глуповатым прозвищем - «Некромант».
– И о чем-же рассказывал этот ваш секретный Некромант? – спросил Сид, почесывая затылок в некотором изумлении.
– Да уж, о разном, – отмахнулся Бард, – Писал правда очень пронзительно, как настоящий пророк – читаешь иногда, а душа и в пятки уходит! Ну так вот… – Бард было продолжил свой рассказ, но тут Сид перебил его.
– Погоди-погоди, не спеши ехать – поспеши лучше кормить! Расскажи о проповедях этого Некроманта поболее, а то ведь любопытно чем это там умы днесь тревожатся, от чего у школяров душа промеж ляжек течёт.
– Да какая разница, я-ж не об этом хочу рассказывать, а о себе! – возроптал Бард.
– Твоя правда, я тебя сам попросил о себе рассказать, – кивнул Сид, – Но потом непременно поведай об этом твоем Некроманте.
– Так уж и быть, – кивнул Бард, – но тогда слушай внимательно! В общем читали мы эти секретные наставления всем школярским скопом, зачитывались, бывало, до самого утра, и все больше хотелось узнать к чему этот мудрец клонит, какую философскую фигуру выводит из своих рассуждений о мире, о жизни, и о Богах. Но о бдениях наших суемудрых прознали магистры и, покумекав немного, решили не с нами воевать, а как следует ударить по книгоношам, которые Некромантову «опасную ересь» больше всех распространяли. В общем, настолько крепко прижали магистры книгонош, что всего через неделю секретные эпистолы Некроманта как воду канули. Загрустил наш школярский брат, но погоревав с неделю вскорости о чтениях позабыл: такой уж народ школяры – ветренный страшно, вестимо от изобилия знаний! Прошел месяц, а может и больше – не упомнить уже, только знаю, что было самое начало лета. Отгремели последние занятия, а учащиеся разбрелись: кто по домам и, а кто и вовсе к вельможному двору получив наконец заветную лицензию. Ну а мне, так как отчий дом в Венгарде, уходить было некуда, только и просиживать все лето за стенами я тоже не собирался, поэтому решил загостить в небольшой промысловой деревушке: деревня Ардея, если слыхивал о такой, она между столицей и крайними рубежами Южного Залива, где засушливый город Кап Дун. Красоты вокруг Ардеи этой внеземные: на тебе и леса, и поля, и пляжи золотистые, и народ пуще прежнего приветливый – рыбаки, охотники, пахари, до стихов и музыкой всегда охочие. Обосновался я в этой деревне и не знал бы беды, кабы не один Варантийский торговец: звали его Гамаль и в Ардею он наведывался часто, с небольшим впрочем караваном, но будучи до хандельства страх как охочий, останавливался бывало неделями. У него я и повадился покупать всяческие музыкальные безделицы, Гамаль-же этот, заприметив мой интерес, принялся всячески ему потворствовать: то свирель свезет из какого-то редкого дерева, то музыкальные свитки Варантийских менестрелей, то еще какую-нибудь увлекательную вещицу – попробуй тут устоять! Думаю понятно что я у этого торгашишки уже к середине лета крепко сидел в должниках. Он-же и вида подавать не думал, из моей-же безудержной болтовни разведав о папеньке моем, о доме в столице, о Коллегии Бардов и всяком таком что, как мне казалось, укрепило его веру в мою непреклонную платежеспособность. Ну так вот, время меж тем к концу лета подошло, долг мой пуще губки распух и разросся, вот я и решил съездить в Венгард, там уж как-нибудь нужной суммой мчтобы с Гамалем этим вконец рассчитаться. Собрал значит котомки, выхожу из траттории – а тут и Гамаль к подоспел, кланяется мне и ухмыляется во все зубы по своему торгашескому обычаю: мол иди-подходи, глянь чего в этот раз тебе привез! Я ему толку что в Венгард за деньгами собрался, а чтобы тот спокоен был – оставил запечатанную гарантию у сельского старосты, по которой в случае чего с меня при любом суде сумму можно истребовать. Но Гамаль ничего слушать не стал: мол какие долги-раздолги, заплатить всегда успеешь, идем лучше скорее товары смотреть! Я отнекиваюсь, но шельмец этот глядит на меня эдак из-под чалмы своей фиолетовой и говорит: милостивый сайеб Менестрель, у меня для вашей милости такая редкая вещица припасена, пальчики как сахарные откусите! Что-за вещица, спрашиваю, сам-же думаю как от этого прилипальщика уйти. А такая вещица, отвечает Гамаль, полный фолиант письмен мудрого Некроманта! Схватил я тогда торговца за плечи, трясу его значит и говорю: где фолиант негодяй, показывай немедля, любую цену готов заплатить! Торговец тем часом пуще прежнего заухмылялся и, взяв меня под руку, тихонечко зашептал: мол-де такую опасную вещь как фолиант Некроманта он в деревню заносить не рискнет, мало-ли кто Магам Огня донесет или, хуже того, в орден рыцарей-паладинов нашепчет. Засим, специально для меня, вещица эта припрятана в ларце на торговой лодке, что стоит на якоре в небольшой бухте подле Ардеи, и можем этой-же ночью тихонько из деревни уйти и, вдали от чужих глаз, фолиант подобрать. Расцеловал я тогда прохиндея, говорю: будет тебе достойная награда, завтра-же утром привезу из Венгарда такой кошель с золотом, что боюсь треснет твоя торговая посудина под его тяжестью, ну а сегодня-же ночью быстро поспешим за фолиантом! На том и порешили, я еле ночи дождался и впереди собственной тени за Гамалем бежал. До бухты добрались очень скоро – но вот поди ж ты, никаких фолиантов Некроманта там меня не ждало. Помнится, покуда я закованный в кандалы безвольно валялся и выл в трюму этой самой лодки, Гамаль стоял надо мной и гадко насмешничал: попалась, говорит, рыбка на широкую улыбку! Уж ты-то у меня попляшешь, уж твою-то бездельничью шкурку я как следует выдублю, на ремни пущу и подкладки коли папаша твой выкупа платить не изволит! Рабом моим станешь, говорит, ясырем до скончания веков, на брюхе передо мной ползать будешь, с собственного горба слуг на ясляков сажать, ну и тому подобное в таком-же премерзком духе. В плену у Гамаля я пробыл без малого год. Мучитель мой не единожды посылал гонцов в Венгард дабы денег с моего отца посшибать, посылал – да все без толку! Как я позже узнал, к тому времени разгорелась новая война с орками и отец мой, вместе с королевскими знаменами, убыл из столицы в некий дальний поход, из которого, наверное, уже не вернулся. В любом случае, гонцы Гамаля возвращались ни солоно хлебавши, докладывая, что никаких Панкрациев-Курцев в Венгарде не видели, да и дороги для иноземцев становятся слишком опасны для частых визитов. Каждый пустопорожний поход гонцов оборачивался для моей спины очередным свиданием с девятихвостой плетью Гамалевских живорезов, как я от неё не помер – не знаю до сих пор. Так и не дождавшись выкупа, Гамаль отвез меня на невольничий рынок в Бакараше и с месячишко торговался перед самыми разношерстными покупателями: один раз чуть не продал меня орку, капитану орчьей галеры, которому позарез понадобились гребцы. Но тут пригнали ватагу свежих ясырей с Нордмара – здоровенных мужей, первых пленников войны, и орчьий капитан с радостным гиканьем поспешил их покупать. Второй раз хотел меня приобрести некий алхимик, ветхий дед с лежащим на губе крючковатым носом и бельмами вместо глаз. Шамкал, значит, что нужен ему «помощник» для «экспериментов», и я было молитвы стал читать с белым светом прощаясь, но дед оказался упорнее каменного голема и не сторговался с Гамалем на счет шести золотых. Ну а в третий раз на рынок заявились расшитые шелком посыльные из чернокнижных палат Мора Сул и безо всякого торга купили меня за две сотни чистого золота. Вот так я и попал под пяту колдуна Барадара, от которой теперь уж вместе бежим!