Древние думали, что по четырем сторонам света растут четыре дерева: Красное, Белое, Черное и Желтое. На вершинах этих деревьев сидят боги — Чаки; в их руках огромные кувшины, наполненные водой. Когда Чаки льют воду, идет дождь и в центре мира распускается пышная крона Зеленого дерева, в густой листве его скрыт рай.
В день благодарения Чаков люди движутся под старинную музыку старинных барабанов к своим старинным богам. Четыре самых почитаемых старца изображают великих Чаков. На старцах шерстяные накидки, а вместо сомбреро высокие венки из ярких перьев попугая, в руках каменные мечи. Старцы сидят по старшинству: первый — бог Севера, затем бог Востока, бог Юга и четвертый — черный Чак — бог Запада.
Да, черный Чак! На всех фресках бог Запада черный. И старцу, изображающему западного Чака, мажут лицо сажей. Где же тут логика: раз уже черный цвет связан с Африкой, то черным должен быть восточный Чак?!
Владислав составил список всех торжественных церемоний майя. Теперь он знал, что говорили жрецы, поднимаясь на вершину пирамиды, какую одежду они носили, кто мог и кто не мог присутствовать при обряде. Но даже в самом полном описании «Старинных обычаев и обрядов майя, сохранившихся в памяти их потомков и преданиях», принадлежащем перу Эриберто Вэла, нет ни слова о различиях в цвете кожи участников церемоний. Об этом ни слова, а старцу — западному Чаку — все же не забывают мазать лицо в черный цвет.
Пергамент рукописи францисканского монаха Диэго де Ланда — очевидца гибели культуры древних майя в XVI веке, — в которую снова погрузился Кузнецов, сохранился неплохо. Перед ним лежали фотокопии текста. Вот он добрался до описания привычек щеголей тех отдаленных времен. «Они любители хороших запахов и поэтому употребляют букеты цветов из пахучих трав, оригинально и искусно составленные. Они имели обыкновение красить в... [дальше было неразборчиво] цвет лица и тело».
Как хотелось бы прочесть здесь «черный»! Он пробует написать это слово на староиспанском на прозрачной кальке тем же почерком, в том же размере букв и сопоставить с еле заметными штрихами рукописи. От волнения писать трудно. Если слово совпадет...
Ни полностью, ни частично слово в строку не лезло. Помещалось и совпадало с оставшимися штрихами только слово «красный».
— В общем-то это описание не имеет отношения к победной церемонии, — успокаивал себя Кузнецов, снова и снова перечитывая все, относящееся к празднеству в честь победы.
Вечером же, проходя мимо фрески, он задумчиво буркнул:
— Краснокожие небось красились глиной, чтобы спастись от гнуса, и вводите своих ученых потомков в заблуждение...
Кузнецов пристальней посмотрел на фреску и сразу же представилось то, что писал монах Ланда о торжествах победы. Пройдет мгновение, и сознание, память оживит картину...
У подножья пирамиды толпа ждет сигнала. Еще раздаются мольбы поверженного врага, но уже один за другим падают истекшие кровью его воины и катятся вниз по ступенькам. Толпа бесстрастно взирает вверх. Предводителю врагов не будет пощады. Суровый обычай войны — не оставлять в живых сильного врага: живой принесет несчастье. Взмах руки чернокожего победителя — и два знатных воина волокут врага вниз. Засуетился верховный жрец, вынул узкие кожаные ремни и подскочил к высокому резному столбу. Поверженного врага привязали к столбу и белой краской обозначили на груди, где спрятано сердце, круг.
Мужчины и юноши вышли из толпы, построились в узкую колонну, подняли луки со стрелами. По звуку барабана они двинулись с места.
Барабан бьет ритм быстрее, быстрее. Пляшущие люди мелькают перед столбом и один за другим посылают стрелы в жертву.
Побежденный не молит о пощаде, он стойко ждет стрелу, которая попадет в белый кружок. Он знает, что только тогда выхватит ее из груди верховный жрец и обагренным кровью наконечником вымажет уста четырех каменных Чаков, стоящих у подножия пирамиды. Один из Чаков — это черный Чак, бог Запада...
На стене, на фреске статичные воины у подножия пирамиды, победители и побежденные на ступенях. Среди них люди с черной кожей!
* * *
Сколько же времени прошло после парижского конгресса? Десять, нет, одиннадцать месяцев — почти год.
Мысль, память работают в одном направлении, сортируют подсознательно все новые и новые материалы. Пожалуй, надо ограничить себя поисками в двух направлениях — военные обряды и церемонии жертвоприношений после победы. Короче, один путь — знать все, что связано с военными обычаями прошлого. Так или иначе, но все фрески, не считая самих изображений богов, — это церемонии до и после походов. Может быть, такое решение самое верное, если... если считать, что ты прав в главном, в том, что это ритуальная окраска. Если ты прав в таком предположении?