А как Сосновый лоб? Видно, самые разумные планы должны полететь к черту...
Нас в отряде пятеро. Пять разных характеров. Люба Быкова — начальник отряда, самый большой специалист по истории и этнографии кетов. Она никогда не раздражается, если я или кто-нибудь другой что-либо делаем не так. Чаще всего она переделывает сама, если еще что-то можно переделать. Сергей Дремов держался степенно: он был нашим главным и единственным антропологом. И я и Люба были виноваты в том, что Сергей оказался здесь. Мы убедили его, что открытие первой серии древних кетских черепов — достойный вклад в науку. Пока такого открытия не произошло, и Сергея раздражала наша задержка на станке. Всегда спокоен и бодр был самый молодой член экспедиции художник Саша Козлов. Четвертым членом отряда была переводчица Клава Хозова — культработник из Келлога, самого большого кетского поселения. Она умела удивительно искусно строить наш таежный быт. Пятым участником отряда был я.
Хотя каждый делал вид, что занят чем-то своим, все думали об одном — о Сосновом лбе. Но никто не заговаривал о нем.
— Так, — начал Сергей, — собирать материалы на Подкаменной будет дядя?
— Что ты предлагаешь? — подзадорила его Люба.
— Я просто уточняю ситуацию: конец лета — раз, несколько недель и конец навигации — два, а планы...
Тут я перебил его:
— Перестань! Планы? Никто не предлагает торчать на лбу месяц. Найдем его, переночуем две-три ночи. Для дела хватит.
— Найдем, вот именно. Шутник! Иглу в стоге сена ищи. Найти лоб в тайге? Где он?
— Проводника возьмем. Дагая уговорим.
— Чудак! Слышал, что сказал твой Дагай? Мать там! Не найдем проводника, а без него идти глупо.
— Что ты предлагаешь? — повторила Люба.
— Что он предлагает? Он ведь так... вообще! — выкрикнул из угла Саша.
— Да, я вообще! Нужно брать антропологический материал на Подкаменной или нет?
Сергей чуть не добавил: зачем же тогда он ехал? Люба опередила меня:
— Конечно, нужно. Давайте разделимся. Сергей с переводчиком едут на Подкаменную, а мы найдем лоб и догоним вас. Возьмите с собой Сашу.
— Нет уж! — заявил Саша. — Мне, как художнику, тут интереснее.
Прения оборвались. Сергей, обидевшись, вышел и сел на порог дома. В слаженном механизме что-то расстроилось. Думая развеселить всех, Сашка прокричал:
— Исследователи! Мы только подумали о лбе, а Сенебат уже мстит нам, ссорит нас.
Поддерживать шутку не было настроения. Я взял фотоаппарат, полевой дневник и пошел к большому дому, где жило несколько семей. Оставшиеся в доме старики, наверное, сейчас в сборе — обедают. Предложение разделить отряд, возможно, было разумным, но делать этого никому не хотелось, и больше всех, вероятно, Сергею.
...Пронзительный плач разбудил наш отряд. Я выскочил во двор. К женскому причитавшему голосу присоединился другой, третий...
— У кого несчастье? — выбежала Люба.
Голоса доносились от большого дома. Люба прислушалась к тревожному пению, пытаясь уловить смысл слов: она лучше всех нас понимала кетский язык. Мы ждали. Люба растерянно оглянулась и села на ступеньку крыльца.
— Ребята, что-то с Дагаем!
Сашка рванулся за калитку, но я успел остановить его.
— Нельзя. Сами скажут. Сейчас нельзя.
В необычных буровато-серых тенях раннего утра к нашему дому спешил старик Лукьян.
...Берег, начавшийся высоким угором у поселка, снижается постепенно. Затем он превращается в пологий выступ, исчезающий в воде, и здесь река резко поворачивает на север.
Массивная дощатая лодка на веслах с трудом шла вверх. На крутом повороте она чуть не уткнулась в громаду берегового леса, неожиданно вставшего над водой.
В лодке, заваленной мокрыми сетями, Дагай правил на корме, а за веслами сидел удивительно похожий на него, черноглазый, черноволосый, узколицый юноша Токуле.
Отец и сын уже вынули все сети. За поворотом реки их стан, их прутяной шалаш.
Лодка из-за поворота появилась бесшумно, неожиданно.
Отъевшийся за лето, жирный неповоротливый гусь медленно плыл навстречу. Он не учел опасности.
Дагай успел кивнуть Токуле, тот задержал весла на весу и носком сапога подтолкнул к отцу тозовку — малокалиберную винтовку, лежавшую на сетях.
Дагай за ствол дернул винтовку. Спусковой крючок зацепился, и тут же треснул выстрел...
Десять, пятнадцать, двадцать минут радист не может наладить прямую связь с Туруханском. Над районом магнитная буря. Нет прохождения на север. Радист вновь дает позывные и начинает выстукивать текст. На щите замигала лампа приема. Переключение настройки на телефонную связь. Дребезжащий голос в репродукторе: