— Знаешь что?.. — притворно-задумчиво протянул Гезрас. А потом одним быстрым движением выхватил кулёк у неё из рук.
В нём не было ничего особенного. И правда — только жареные орехи.
Под правым ребром вдруг вспыхнула внезапная, хоть и не сильная, боль — Аэлирэнн ткнула его сложенными пальцами левой руки. Он быстро, не успев даже подумать, повинуясь ведьмачьему рефлексу, оттолкнул её, вскочил на ноги, сложил пальцы, собираясь было сотворить знак Аард.
— Эй! — окликнула его Аэлирэнн. Для кого-то, кого могут вот прямо сейчас столкнуть с края крыши, она была удивительно спокойна. — Я не думала, что это тебя так взбудоражит. Прости меня.
Гезрас шумно выдохнул, приводя в порядок мысли, снова опустился на крышу рядом с ней.
— Если на тебя напали, бей в ответ. Или, если напал вий или сколопендроморф — беги, — наконец произнёс он. — Даже если в шутку. Даже если это ты.
Она кивнула.
— Если у тебя что-то отобрали, то верни себе. Даже если это сделал твой товарищ. С некоторыми привычками непросто совладать. И хотя ты, ведьмак, мне, по правде говоря, очень нравишься — лучше не спрашивай слишком много. И не пытайся узнать.
Гезрас молча кивнул ей. Подобрал тот самый кулёк с орехами, который успел обронить, запустил в него руку, зачерпнул и прожевал небольшую горсть. Было… сладко. Все представления о вкусной еде у него заканчивались на том, что еда эта не должна шевелиться, когда её пытаются есть, и состоять из грибов, а после неё не должно хотеться блевать дальше чем видишь и расчёсывать кожу до крови. Жареные орехи в карамели, кажется, подходили под каждый из этих пунктов. И тем не менее, были отвратительно твёрдыми, отвратительно сладкими и отвратительно горчили на языке после.
— Ну и как? — спросила Аэлирэнн.
— Не понимаю, как ты это ешь, — сказал Гезрас, возвращая ей кулёк. — Ты же не…
Он решил не договаривать, не хотел снова дразнить её, а потом бороться с накатившим приступом злости.
— Не кто, котик?
Она очень медленно — тоже, значит, не хотела опять каких-нибудь недоразумений — стянула с его головы капюшон. Гибкие пальцы зарылись ему в волосы, растрепав до совершенно невозможной степени. Потом спустились ниже, дотронулись до его щеки. Гезрас подался ближе, подставляясь под прикосновения. И всё же, руки её были лучше всего на свете.
— Ну, а всё-таки? — прошептала она.
— Не маленькая беспризорница, которая ворует сладости на ярмарке, — в последний момент нашёлся Гезрас.
Чем, очевидно, всё и испортил. Рука её резко отдёрнулась, как будто её прошило электрическим разрядом, и безвольно опустилась на черепицу крыши.
— Наверное, — безо всякой интонации ответила Аэлирэнн.
Ещё с половину часа они сидели молча. Гезрас считал прохожих внизу, пытаясь определить, каков нынче расовый и социальный состав города Венгерберга, а Аэлирэнн, не моргая, смотрела куда-то в пространство, поверх крыш и потихоньку темнеющего горизонта.
========== Vänner och Fränder (Эрланд из Ларвика, Гезрас из Лейды, мимо проходил Идарран, джен, G) ==========
Комментарий к Vänner och Fränder (Эрланд из Ларвика, Гезрас из Лейды, мимо проходил Идарран, джен, G)
ОТП челлендж, день 26 (никто не обещал, что будет по порядку) — Interacting with family members
Название — название и первые слова шведской баллады, переводится как “друзья и родня”. Послушать можно здесь: https://youtu.be/UnfzDkwoZsc
Исковерканные слова - не баг, так должно быть.
Копыта его кобылки ритмично стучали по тракту. В этом году первые заморозки пришли рано, уже через пару недель после Эквинокция лужи по утрам покрывались тонкой коркой льда, а трава и опавшие листья — инеем. А теперь, на Саовину, холода превратили размытую осенними дождями дорогу в череду замёрзших колдобин. Потому ехал он шагом.
Думал, как хорошо бы было, если бы все они, как раньше, собрались в Моргрейге. Даром что никто из них больше не возвращался туда на зимовку. Арн заявил, что видал он в гробу кодексы, орден ведьмаков и прочую высокопарную чушь, и отправился искать счастья один. Мадук как в воду канул. Ивар всё гонялся за чем-то, что он один видел и понимал.
Альзура он видеть не хотел, желательно — больше никогда в своей жизни. А вот Идаррана — да. Его — особенно.
Под копытами глухо простучали деревянные доски, потом этот звук сменился резким грохотом подков о камень. Эрланд из Ларвика подъехал к воротам замка Моргрейг, твердыни ведьмаков, спешился и постучал.
Открыл ему один из, видно, новых чародеев, долговязый, в отороченном мехом плаще. Эрланд показал ему свой медальон.
— С лошадью помочь не могу, — пробурчал чародей. — Если надо вам мастера Альзура или мастера Идаррана, то их сейчас нет. Когда вернутся — не знаю.
Вот так вот. Что ж, значит, он проведёт тут пару дней, отдохнёт после дороги, а потом отправится дальше.
***
Во внутреннем дворе, у конюшен, рос можжевельник. Сейчас несчастный куст переживал явно не лучшие времена — рыжеволосый мальчишка лет восьми, одетый, как и все дети в Моргрейге, в мешковатую рубашку и штаны неопределённого цвета, с нешуточной злостью лупил его палкой.
Кобыла вздрогнула и шарахнулась в сторону, когда очередной удар заставил ветки затрещать.
— Эй? — позвал его Эрланд. — Ты чего?
Можжевельник снова содрогнулся под ударом палки, иголки посыпались во все стороны, кобыла выгнула шею и шумно втянула воздух. Не любила, когда перед её мордой кто-то чем-то махал.
— Сами они ублюдки, — град быстрых ударов снова обрушился на многострадальный можжевельник. — И никакой я не нелюдь! И на гребёнке у меня лучше их получается! Это, вообще, предрассудки! И ксеноморфия!
Эрланд присмотрелся к мальчишке внимательней. Черты лица, слегка заострённые уши и тонкие кости выдавали в нём полукровку-эльфа. Что ж, к Альзуру и всей его шайке всегда попадали самые ненужные — ни своим родителям, ни всеми миру — дети. За все эти годы ничего не поменялось.
— Ксенофобия — это скверно. Но растения здесь ни при чём, — он протянул руку. — Я Эрланд. Эрланд из Ларвика. А ты?
— Гезрас. Из Лейды, — мальчишка сжал его ладонь, немного замешкался. — Ну то есть, не из Лейды, потому что Лейда — это что-то навроде этого, грознизона, но я решил, что лучше уж так, чем…
Он запнулся, будто сомневаясь, не наговорил ли уже слишком много.
— Хорошо, — ответил Эрланд, — рад знакомству. А теперь пойдём-ка, поможешь мне с лошадью, а потом мы с тобой немного прогуляемся.
— Угу, — пробурчал мальчишка, отложив своё орудие для убийства можжевельника в сторону. — Пошли.
Видно, успел привыкнуть, что в Моргрейге, если кто-то из старших говорит тебе что-то делать — делать это нужно немедленно.
***
— А Ларвик — это где? — спросил Гезрас, когда рассёдланная лошадь уже жевала сено в конюшне, а они шли наверх, к крепостной стене, что врезалась прямо в гору.
— На Хиндарсфьялле. На Скеллиге, — Эрланд махнул рукой на запад. — Далеко отсюда, в общем.
— А что там?
Ему понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, что значило это «что там, на Хиндарсфьялле, есть интересного», а не «что там, куда ты показываешь рукой, происходит».
— Море. Гнилые лодки. И рыба, очень много рыбы.
— А ты его любишь? Ну, море?
— Не знаю, — честно ответил Эрланд. — Никогда об этом не задумывался.
— Ну и правильно. А правду говорят, что люди сюда, — Гезрас сделал круговой жест, — по морю приплыли?
— Ну, сюда, — улыбнулся Эрланд, — сюда — точно нет. Потому что нет здесь никакого моря. Я вот на лошади приехал, и она, клянусь тебе, не кэльпи и не морской конёк.
Гезрас засмеялся, звонко, искренне. Эрланд улыбнулся шире. Был рад, что удалось его хоть как-то развеселить и отвлечь.