- Нас что, оставят ночью прямо посреди леса? - дрогнувшим голосом прошептал Бруно. Проводник сердито выплюнул свисток и поднял правую руку, добиваясь полной тишины.
- Конечная остановка. Поздравляю с прибытием в Шварцвальд, - скучным голосом произнес он. - За зданием станции ожидают автобусы, которые доставят вас в клинику. Ручную кладь и багаж оставьте в вагоне, вы получите их позднее. Счастливого пути.
- Как-то странно все это, - шепнул я Бруно, стараясь перебороть дурное предчувствие.
Солнце уже зашло, и только у самой кромки горизонта окрашивало небо золотистым сиянием. Высоченные сосны замерли, словно почетный караул. Ни звука, ни ветерка. Я невольно поежился.
- Давай-ка скорее отыщем автобус, а то достанутся самые паршивые места, - предложил я, и мы побежали к обшарпанному зданию станции, у которой выстроился ряд пузатых оранжевых автобусов.
В сгущающихся сумерках разобрать дорогу, которая петляла между деревьев, было почти невозможно. Автобус то и дело швыряло с кочки в рытвину, так что спустя полчаса я уже крепко пожалел о плотном ужине. Бруно, чьи щеки приобрели землистый оттенок, совсем приуныл и то и дело вытирал замызганным платком испарину со лба. Спустя еще полчаса я готов был отдать что угодно, лишь бы эта зубодробительная тряска кончилась. Наконец, колеса мягко зашуршали по гравию. Мы миновали высокие кованые ворота и остановились у каменного сооружения с покатой крышей.
По команде какого-то крепкого парня со свистком на шее мы выстроились у автобуса и провели перекличку, а затем он раздал карманные фонарики - не всем, а через одного в шеренге. Осоловевшие от усталости, мы растянулись унылой вереницей. Желтые пятна света метались по истертым ступеням, вытесанным прямо в скале, по зарослям кустарника, то и дело цеплявшегося узловатыми сучьями за одежду.
Мы все шли и шли, и с каждой минутой во мне крепла уверенность, что лестница, по ступеням которой расползались клочья белесого тумана - обман, морок, оптическая иллюзия. И где-то глубоко внутри рос иррациональный, леденящий страх - стоит сбиться с пути, и я навсегда пропаду в этом проклятом лесу, превращусь в серый валун, поросший лишайником, или в трухлявый пень. Никогда прежде за всю жизнь мне не было так жутко.
Впереди меня шагал долговязый рыжий парень - я его еще в поезде заприметил. Я направил луч фонарика на его красные кеды и сосредоточился на одной простой мысли: не потерять их из виду, во что бы то ни стало. Словно эти запылившиеся красные кеды стали моей путеводной нитью, спасительным выходом из заколдованного лабиринта. И что самое странное, я воспринимал их отдельно от этого рыжего парня, как осторожное и изворотливое животное. Когда он резко остановился, я чуть не сбил его с ног. Прямо перед нами возвышалась темная громадина замка. Как скала, неприступная крепость или - что вернее - мрачная тюрьма. Мы прошли сквозь ворота в каменной башне, увенчанной зубцами и гербом с хищно раскрывшим клюв черным орлом, и двинулись вдоль крепостной стены, опоясывавшей замок.
С каждым поворотом очертания замка менялись, словно отражаясь в кривых зеркалах. Мы проходили то по горбатому мостику, то сквозь башню с узкими бойницами, то по гулким арочным галереям, где ветер закручивал маленькие смерчи из палой листвы. Наконец, оказались перед массивной башней, последним бастионом замка, открывавшим проход к корпусам клиники. Я валился с ног от усталости и сел прямо на брусчатку, привалившись к стене башни. Бруно бухнулся рядом. Камень приятно холодил спину. Я прикрыл глаза.
- Ваша фамилия? - рядом со мной остановилась молоденькая медсестра в отутюженном белом халате. Сверившись со списком в планшете, она отослала нас к пятому столу и поспешила навстречу новой группе.
Собрав последние силы, я поплелся к столу, вокруг которого уже собралось около десятка мальчишек - и моих ровесников, и чуть помладше. За столом, в желтом пятне света, сидела девушка с иссиня-черной косой и что-то торопливо записывала в толстый журнал.
- Сестра Филди? - прочел я на бейдже. - Я Кристобальд Фогель. А это Бруно Штайн.
Она подняла глаза, и я невольно вздрогнул. Через все лицо - от изломанной, словно удивленно приподнятой правой брови до мочки левого уха - тянулся розоватый шрам. Поймав мой взгляд, сестра залилась пунцовым румянцем, отчего шрам стал еще заметнее.
- Прекрасно, я отмечу вас в списке, - пробормотала она, уткнувшись в бумаги. Я отошел, сгорая от стыда.