Ухватившись за лавку, я медленно поднялся и поковылял в душ. Вода ошпарила ободранную кожу, словно кипятком. Кое-как ополоснувшись, я вернулся в раздевалку. На лавках сидело несколько мальчишек. Они встретили меня затравленными взглядами.
- Кто это его так? - услышал я шепоток за спиной.
- Бешеный Гуго, его шайка.
- Совсем озверели.
Я натягивал майку, закусив губу от боли, когда почувствовал, что рядом кто-то стоит. Обернулся: щуплый, обритый наголо пацаненок лет восьми протягивал мне брюки, которые Гуго и его дружки зашвырнули на шкаф.
- Спасибо, - пробормотал я, не глядя на него. Я не нуждался в сочувствии ни этого заморыша с цыплячьей шеей, ни кого бы то ни было.
Кое-как добрел до спальни. Там было пусто. Наверное, все наши были на ужине. И хорошо. Ради возможности побыть одному хоть пару минут я готов был примириться с голодом. Стараясь не совершать резких движений, я опустился на кровать и лег, накрывшись одеялом с головой. Через какое-то время послышался гул оживленных голосов.
- Он исчез, вот увидите. Нельзя ходить по коридорам корпуса в одиночку.
Голоса все приближались. Вдруг все смолкло.
- Давай, ты! - шепнул кто-то, и я почувствовал, как меня осторожно тронули за плечо. Я утробно зарычал: во-первых, он ненароком коснулся свежей ссадины, а во-вторых, мне просто захотелось разыграть этих простаков. Раздался грохот и отчаянный вопль. Я высунул голову из-под одеяла, довольно ухмыляясь. Однако при виде моей физиономии у парней вытянулись лица, как если бы они действительно увидели перед собой что-то страшное.
- Лис, что с тобой стряслось? - прошептал Бруно.
- А-а, да так, ерунда. Повздорил с парнями в желтых пижамах, - с напускной небрежностью бросил я.
- Лихо они тебя отделали, - он присел на край кровати. Это было похоже на кадр из старого фильма, когда племянник в ожидании богатого наследства пришел навестить в больнице умирающую тетушку. - Вот, твоя порция хлеба, - он протянул мне тонкий кусочек. - Еще каша была, овсяная. Почти как у бабушки. Но сестра Филди сказала, что тарелки с едой из обеденного зала выносить запрещено. Думаю, тебе надо ей показаться.
- Вот еще!
- А вдруг что-то серьезное?
Отделаться от мальца было совершенно невозможно. Я поплелся в коридор к посту сестры Филди. Одного взгляда на мой расквашенный нос было достаточно, чтобы она, охнув, потащила меня в процедурную. Я сел на прохладную кушетку, обтянутую зеленой клеенкой, наблюдая, как она смачивает комочки ваты дезинфицирующим раствором.
- Немного пощиплет, ты потерпи, - предупредила она. Легко касаясь прохладными тонкими пальцами, она осмотрела все ссадины и кровоподтеки. - Ну-ка, сделай глубокий вдох. Сильно больно? - Я помотал головой. - Ну, будем надеяться, что ребра целы. Тебя как угораздило-то?
- Да с лестницы скатился, когда из душевой шел, все ступени пересчитал.
- Ну-ну, - улыбнулась она. - Кстати, спасибо.
- За что?
- Что помог мне утихомирить мальчишек утром.
- А что с тем парнем, Отто? На самом деле?
- Он в третьем корпусе. В отделении интенсивной терапии. Надеюсь, вернется через какое-то время.
Мы помолчали.
- Кстати, у меня есть для тебя подарок, - сестра Филди выдвинула ящик стола и достала флейту. Мою флейту. - Если старшая сестра узнает, что я достала что-то из кучи вещей, предназначенных для утилизации, мне влетит по первое число. Так что не оставляй ее в спальне, пусть она все время будет при тебе, хорошо?
Я хотел сказать что-то, но в горле стоял ком. Да она и не ждала никакой благодарности. И не стала бы так рисковать из-за обычной дудочки. Флейта была моим домом, моей памятью и надеждой на возвращение.
- Сестра Филди, а как ваше имя?
- Оливия.
- Красивое. Вам идет.
Она улыбнулась, убирая физраствор обратно в шкафчик с стеклянными дверцами.
- Вам никогда не хотелось сбежать отсюда?
- Сбежать?
- Ну да. Или, по-вашему, Шварцвальд - лучшее место на земле?
Она ответила не сразу.
- Возможно, и нет. Но это мой дом. Мне некуда идти. Я живу здесь уже десять лет, с тех самых пор, как погибли мои родители. Они были волонтерами «Врачей без границ», все время переезжали из одной горячей точки в другую. Однажды на лагерь в одной африканской стране напали повстанцы. Не щадили никого. Отец погиб, пытаясь защитить пациентов в полевом госпитале. Мы с мамой пытались убежать. Мятежники загнали нас, как диких зверей на охоте, и один из них, потешаясь, рассек мне лицо. Мама с криком бросилась на мою защиту, и он зарезал ее. К вечеру на вертолетах прилетели союзные войска. Тех, кто был еще жив, транспортировали в клинику Красного креста. Моей единственной родственницей оказалась мадам Фавр. Она не разделяла взглядов моей матери, которая приходилась ей двоюродной сестрой, и они не виделись много лет. Она приютила меня в клинике, и хотя я видела ее лишь мельком, только в обеденном зале или во время торжественных построений, и мне было строжайше запрещено рассказывать кому-либо о нашем родстве, я знала, что все же не одна на свете. А когда мне исполнилось шестнадцать, она вызвала меня в кабинет и предложила пройти сестринские курсы.