- Ты... ты серьезно думаешь, что это я донес?
- Кроме тебя и Келлера... знала только фрау Штербе из дома напротив. И за ее умение держать язык за зубами мама каждую среду вылизывает ее дом до зеркального блеска вот уже пять лет.
- Хайди, я бы никогда...
- Это все уже лишнее. Аннику не вернуть. Уходи. И если еще раз покажешься на нашей улице, я вызову полицию, - и она захлопнула дверь.
Я медленно побрел куда-то, не разбирая дороги. В глазах припекало. Мог ли я проболтаться про Аннику посторонним? Нет, я был абсолютно уверен, что был только тот обрывочный разговор с мамой. Она бы никогда не донесла, исключено. Да и я не упоминал ни адреса, ни фамилии... И вдруг я вспомнил. За пару дней до отъезда в клинику я мчался на всех парусах на Каштановую аллею и чуть не сбил с ног высокого господина в сером костюме. Я пробормотал извинения и снова вскочил на доску, затылком чувствуя его испепеляющий взгляд. И только сейчас понял, почему его лицо показалось мне смутно знакомым. Это был Алфред Шаллмайер. Гнусный тип из МОРГа, который каким-то образом затесался среди гостей на праздновании моего тринадцатилетия. Выходит, обвинения Хайди совершенно справедливы. Пусть даже совершенно случайно, но это именно я навел агентов комиссии на их дом. Анника...
Я резко развернулся и рванул к дому Келлера. Я несся по улице, как будто за мой гналась свора бешеных псов, и редкие прохожие шарахались в стороны, уступая мне дорогу. Погода портилась. У самой кромки горизонта набрякла громадная лиловая туча, и в ожидании дождя жизнь словно остановилась: ни ветерка, ни щебета птиц. Я ворвался в дом Келлера и плотно затворил дверь. В ушах все еще звучал голос Хайди, и от каждого брошенного ею слова хотелось увернуться, как от летящего камня.
- Мастер! - крикнул я. В ответ не раздалось ни звука. Домой идти я не мог. Только не сейчас. Я прошел в комнату. И вздрогнул: коуч сидел в своем кресле и безотрывно смотрел в окно. - Это я, Крис, - прошептал я, подойдя ближе.
- Я надеялся, что мы еще увидимся, - произнес он незнакомым, надтреснутым голосом. - Мы не уберегли ее, Крис. Ребенка, не знающего, что такое злость, зависть, жестокость... Способного видеть только добро, хрупкую красоту мира.
Он сдавленно зарыдал. Я хотел сказать что-то, но все слова как-то разом обесценились, потеряли смысл. Впрочем, Келлер и не ждал утешения. Он растравлял свое горе, словно ворочая ножом в глубокой ране.
- Ты знаешь, в те страшные дни после падения, когда я на краткий миг приходил в себя, обводил помутневшим взглядом больничные стены и тут же снова терял сознание от адской боли, в моем воспаленном мозгу успевала промелькнуть только одна мысль: «Зачем? Зачем Ты оставил меня в живых? Зачем вместо легкой смерти Ты дал мне бессмысленные страдания?», - Келлер говорил странно спокойным, каким-то бесцветным голосом. - Но я неистово верил в Провидение. Я знал: в том, что Он сохранил мою никчемную жизнь, есть свой смысл, просто пока мое предназначение скрыто. И вот прошло почти тридцать лет, а я так и не открыл его. Я тут здорово хорохорился перед тобой. Но правда безжалостна: моя жизнь пуста и бессмысленна. С каждым годом я только терял друзей и умножал печали. И вот только сейчас я прозрел. Предназначение было в том, чтобы привести в мир эту маленькую девочку, оберегать ее, как редчайший цветок, чтобы ее дар раскрылся в полную силу. Но я провалил свою миссию, Крис. Я предал ее еще до рождения и не сумел уберечь, когда судьба подарила мне еще один шанс.
- О чем вы говорите?
- Анника - моя дочь. Мы с Кларой любили друг друга. Инвалидам запрещено создавать семьи и заводить детей, поэтому мы вынуждены были скрывать свои чувства. И вот, в один из дней она прибежала вся сияющая, наполненная звонким счастьем и выпалила, что ждет ребенка. Умоляла: уедем далеко, хоть в Сибирь, начнем жизнь с чистого листа. Но я испугался. Я просил ее избавиться от ребенка. А затем, словно в наказание за мое малодушие, новый удар: у плода было выявлено серьезное генетическое нарушение, лишняя хромосома. Я убеждал, заклинал, угрожал, но она стояла на своем. И в этом вся Клара. Всегда жила, слушая лишь свое сердце. В клинике ребенка сразу же отобрали бы, поэтому на свой страх и риск она разыскала где-то акушерку, которая за деньги готова была помочь ребенку тайно появиться на свет и держать язык за зубами. Мы с Кларой не виделись с тех пор. Хайди, которая по старой памяти забегала поболтать со мной на крылечке, пока мать не узнала и строго-настрого не запретила ей видеться со мной, разболтала, что родилась девочка, Анника - крошечная, некрасивая, горластая... Я ненавидел свою только что родившуюся дочь за то, что она разлучила нас с Кларой. Хотя винить следовало лишь самого себя, свое малодушие... Но теперь все уже позади. Скоро мы снова будем вместе, уже навсегда.