- Наглая ложь! Я не имею к этому никакого отношения, - закричал Шульман, меняясь в лице.
- Это грубо сфабрикованная фальшивка, - заявила Фавр. - Я не знаю, что за гнусную провокацию вы тут устроили, но заверяю, что не намерена присутствовать на этом балагане. А вам, мистер Шульман, стоит готовиться выступить в суде по иску о защите чести и достоинства!
Она резко встала, пылая праведным гневом, но тут на экранах снова появилось ее лицо, ярким белым пятном выделявшееся в сумраке подземелья.
«Ты, и подобные тебе - не просто бракованный экземпляр. Вы - носители дефектного гена, биологическая угроза для всего человечества. Бомба замедленного действия, которая взорвется через десятки лет. И я уничтожу это гнилое семя! - Я не мог двинуться с места. В голове шумело. Как это возможно?! Это была не просто видеозапись с камеры наблюдения - она смотрела прямо на меня и кричала все это в лицо мне. - Ты недо-человек, у тебя нет права на жизнь».
Мама обернулась ко мне и коротко кивнула. А затем включила микрофон и сказала:
- Кому же были адресованы эти безжалостные слова? Кристобальду Фогелю, мальчику тринадцати лет, который не вписался в ее представление об идеальном мире.
На ватных ногах я шагнул из аппаратной и оказался под прицелом десятка камер. Свет софитов слепил. Сотни жалящих взглядов впивались меня со всех сторон. Я застыл, не в силах сказать даже: «Добрый вечер». Я проклинал свою слабость, но не мог разлепить рта, словно его залили клеем, и мечтал о том, чтобы под моими ногами открылся люк, куда я с треском бы провалился. Меж тем мадам Фавр, похоже, оправилась от потрясения и готова была отразить любой удар.
- Паршивый выродок, ты еще пожалеешь, что остался в живых, - прошипел Шульман.
«Мадам Фавр - непримиримый и бескомпромиссный борец за чистоту генов, - произнес голос с экранов. - Когда речь идет об убийстве чужих детей. Но хватило ли у нее мужества поступить так с собственной дочерью?».
На экране появилась Дита - маленькая девочка с кукольным личиком.
«Она моя мать... - на этих словах Шаллмайер в ужасе вскочил со своего места, а сама Фавр закрыла пылающее лицо ладонями. - Я - ее маленький секрет. Болезнь проявилась не сразу... Когда мне исполнилось пять, я перестала расти... Моя болезнь - пощечина гордости мадам. Когда она смотрела на мои изломанные, искривленные кости, на ее лице читались горечь и разочарование. Я не оправдала ее надежд. Как-то ночью - мне было лет семь - мою кровать, книги и игрушки перенесли в эту башню. Первое время я плакала и кричала, когда она уходила и запирала за собой дверь. Мне было страшно оставаться одной. Особенно ночами».
- Ты обещала... клялась мне, что избавилась от этого отродья! - взвизгнул Шаллмайер. На его побагровевшей шее вздулись вены.
- Фреди, но... но ведь это наша дочь, - лепетала Фавр, цепляясь за полы его пиджака. В тот момент я понял, что готов отдать что угодно, только бы Дита никогда не встретилась со своим отцом, не увидела его перекошенного от злобы и презрения лица. Я вспомнил о Робе, о Ранбире, о навсегда уснувшей Дафне и об истекавшей кровью Фриде, об Аннике - и о тех сотнях детей, безмолвной стеной стоявших за их спинами, имен и лиц которых я уже никогда не узнаю. И я заговорил. Не от своего имени - выражая их боль и гнев. И голос мой уже не дрожал.
- Вы... вы оба - омерзительны. Вы возомнили себя представителями высшей расы, наделенной правом решать, кто достоин жить, а кого следует уничтожить. В вас нет ни сердца, ни души. Вы виновны в смерти сотен детей. Вы наживались на их страданиях, травили их химикатами, морили голодом и ставили над ними опыты, как над лабораторными крысами. Вы отреклись даже от собственной дочери. В вас нет ничего человеческого. И если это и есть признаки высшей расы, то я рад, что не принадлежу к ней.
В зале воцарилась мертвая тишина. Потом кто-то сдавленно всхлипнул, и это словно послужило спусковым крючком: люди вскакивали с мест, кричали что-то, бросали пустые стаканчики из-под кофе. Ни Шульмана, ни Шаллмайера в студии уже не было. А Фавр сидела в кресле, высоко вскинув голову, и только лицо ее, покрывшееся красными пятнами, дергалось, словно кто-то перекрутил пружину механических часов и сломал завод.
...Разразился настоящий скандал. В вечерних новостях показали запись задержания Фавр. В ее бледном лице не осталось и следа прежней непоколебимой самоуверенности. Корреспондент сообщила, что Шаллмайер скрылся и объявлен в международный розыск. Затем шли кадры из клиники: Вагнер затравленно моргал от ярких вспышек десятков фотоаппаратов, а Гуго извивался и визжал, как девчонка, пока двое плечистых ребят в форме вели его к полицейской машине. Затем камера взяла чуть вправо и остановилась на кучке обритых наголо детей в разноцветных пижамах. Они испуганно жались друг к другу, как птицы в непогоду. Я изо всех сил вглядывался в лица, надеясь узнать Бруно или кого-то из наших, но тут стали передавать биржевые сводки и прогноз погоды. Я дважды хлопнул в ладоши, и изображение исчезло.