Последнюю реплику мало кто услышал. Все ринулись в соседнюю комнату осматривать стол.
— Вот! Вот эти зарубки! — Воскликнула мадемуазель дю Оссет.
— В самом деле, — маркиза Помпадур высоко подняла шандал, и старинное убранство комнаты озарилось колеблющимся светом.
— Вот здесь она сидела, — сказа граф, входя следом за остальными. — Тогда в моде были громоздкие венецианские кресла с очень высокой и прямой спинкой из резного дерева. Обычно черного. Кровавая Медичи вскочила так поспешно и отбросила стул с такой силой, что его спинка раскололась.
— Откуда вы все это знаете? — С улыбкой осведомился Людовик. Он стоял позади придворных в дверях и почему-то не пересекал порога таинственной комнаты. Любезная гримаса на его лице призвана была скрыть скептическое выражение.
— У меня хорошая память. — Серьезно ответил Сен Жермен. — Я много читал и всегда запоминал детали.
— Только и всего! — Рассмеялась Помпадур. — Как невинно!
— А вы, маркиза, желали бы, чтоб я сознался в бессмертии? Как вечный жид? — Сен-Жермен подал Помпадур руку, чтоб проводить ее обратно в гостиную. — За это до сих пор можно попасть на костер. В крайнем случае получить пожизненное заключение где-нибудь в папской тюрьме в замке святого Ангела, например…
Мадемуазель дю Оссет позвонила в серебряный колокольчик.
— Подавайте кофе.
Церемонный дворецкий поклонился и исчез за дверью. Вскоре стол был сервирован новыми приборами, появились засахаренные фрукты, сладкие орешки в шоколаде, конфеты с серой амброй — слабым афродизиаком, позволявшим гостям расслабиться и вести непринужденную беседу.
Король порылся в кармане и выложил на стол крупный голубой бриллиант с заметным белесым пятном на боку.
— Взгляните, граф. — Людовик жестом пригласил гостя взять камень в руки. — Я слышал, вы можете вывести эту муть.
Сен-Жермен прищурился и начал поворачивать бриллиант, поднеся к свече.
— Прекрасный цейлонский алмаз, — наконец, сказал он. — Редкого отлива. И гранение хорошее. Я всегда считал, что высокая индийская роза — лучшая обработка для камней яйцевидной формы.
— Он вам знаком? — Осведомилась маркиза де Помпадур, склоняя на бок свою крошечную птичью головку. — Говорят, камни такой величины — большая редкость и каждый имеет сою историю.
— Да. Но я бы не стал принимать их все на веру. Об этом говорят, например, что вместе с парным бриллиантом он служил глазам статуе древней богини Тары и был похищен в XV веке алчным жрецом, который и стал его первой жертвой.
Гости затаили дыхание, хотя самому графу история казалась тривиальной.
— По другой версии, Голубой алмаз попал в Европу гораздо раньше, вместе со странствующими рыцарями-крестоносцами и осел у катаров в Лангедоке, — продолжал Сен-Жермен. — Когда ересь была разгромлена, таинственных сокровищ так и не нашли. Говорят, что последние альбигойцы в 1328 году скрылись с ними в пещере Ломбрив, где были заживо замурованы королевскими войсками. Ровно через 250 лет сам Генрих Наваррский пришел отдать им дань скорбной памяти, и ему как потомку графов де Фуа вышедшие из подземного озера старцы вручили свое сокровище — Голубой алмаз. С тех пор удача не покидала Францию. Впрочем, это тоже лишь легенда. — Сен-Жермен улыбнулся, всем видом показывая, сколь мало значения следует предавать людским пересудам. — Что Ваше Величество намеревается делать с камнем?
— Я хотел бы увеличить его цену. — Людовик вздохнул. — Идет война и обстоятельства могут сложиться так, что я решу с ним расстаться. Ответьте, можно ли уничтожить это пятно?
— Теоретически все возможно. — Сен-Жермен повертел камень в руках. — Однако я не стал бы избавляться от этой дымки. Пятно — душа камня. — граф улыбнулся. — Это значит, что когда-то на него дохнула сама Мать Всего Сущего. Белиссена, как говорят в Южной Франции. От ее дыхания в глубине затеплилось маленькое облачко, подарившее алмазу жизнь. Сейчас там живет крошечный дух, Принц Камня. Я могу попробовать уговорить его уйти. Тогда бриллиант станет совершенен. Но абсолютно мертв. Как мертв его близнец. Хотите я покажу вам парный алмаз?
Гости, явно не ожидавшие такого поворота дела, издали вздох удивления. Сен-Жермен поднялся, вышел в смежную комнату, служившую кабинетом, порылся в резной индийской шкатулке черного дерева и извлек из нее бархатный мешочек.
— Вот, — граф вытряхнул на стол другой камень, размерами и огранкой точь-в-точь соответствовавший Голубому, но имевший теплый зеленовато-золотой отлив.
— Но они разные! — Воскликнул король. — По цвету, я имею ввиду.
— У богини Тары было два глаза, — невозмутимо пояснил граф. — Один голубой, другой зеленый. Правым она смотрела на Запад, левым — на восток. А зрачок только один. Тот глаз, в котором он находился, был глазом мудрости и милосердия. Тот же, что оставался пуст — гнева и разрушения. Чтоб сохранить равновесие мира, пятно перемещалось из одного камня в другой.
— Готова поспорить, что у этого алмаза тоже есть свои истории, — мадемуазель дю Оссет приготовилась слушать.
— Сколько угодно, дитя мое, — кивнул граф. — Он зовется «Великий Могол». Его первый владелец Надир Шах. Я был с ним коротко знаком. Кровавый убийца, но чрезвычайно талантливый человек. Он назвал бриллиант «Дерианур», что значит «Море Света».
— Все это прекрасные легенды, — сказал король. — Их приятно слушать, глядя на драгоценности, праздно лежащие на столе. Но если я решу продать свой камень, все изменится. — Людовик бросил взгляд на плотного лысоватого мужчину в скромном бархатном камзоле без вышивки. До сих пор он смиренно сидел в стороне, не проронив ни слова, словно беседа «больших господ» не имела к нему никакого отношения. — Сейчас метр Гонто, мой безжалостный банкир, дает за камень 6 тысяч ливров. — продолжал король.
Метр Гонто поклонился.
— Без пятна камень будет стоить 10. Беретесь ли вы обогатить меня на 4 тысячи?
— Для чего Вашему Величеству пустяковая сумма, когда обладая этим бриллиантом, вы обладаете всеми сокровищами мира? — Улыбнулся Сен-Жермен. — Но коль скоро вы жаждите от них избавиться, я готов помочь. Королевская воля — закон. — В голосе графа прозвучало столько иронии, что Людовик поморщился. — Химическая реакция по выведению пятна займет около недели. Вы готовы оставить камень здесь?
Король кивнул.
Было далеко за полночь, когда гости начали разъезжаться.
— Он тебе не понравился? — С грустью спросила короля маркиза де Помпадур, оказавшись с ним наедине в карете.
— Он странный человек, — нехотя отозвался Людовик. — Ты не находишь, что Медичи, Генрих IV, Надир Шах, катары… для одного вечера многовато? И для одной жизни тоже.
— Нет, — покачала головой женщина. — Если эта жизнь длится вечно.
Король с шумом выдохнул воздух.
— Я не люблю шарлатанов, рассказывающих о себе невесть что!
— Он не шарлатан! — Запротестовала дама. — Ты сам говорил, что твой дед принимал его услуги. А король Солнце знал, что делал.
— Теперь я король, — оборвал ее Людовик. — И сам решаю, чьи услуги принимать.
Оба знали, что это не правда. В обычной жизни Луи был зависимым человеком и очень не любил спорить. Иногда Помпадур приходилось побуждать его к самым простым действиям — написать письмо или согласиться на аудиенцию. Почему в его покладистой безвольной душе обнаружилась такая неприязнь к милейшему любезнейшему графу, король и сам не знал.
— Но ты все же не противился встрече и даже оставил ему камень, — возлюбленная мягко подтолкнула Людовика в бок.
— Только ради твоего удовольствия, mon ami. Только ради твоего удовольствия, — губы Луи сложились в усталую улыбку. — Я же знаю, как ты любишь возиться с самыми странными и опасными чудаками. Взять хотя бы твоего Вольтера. Он пишет гнусности против французской короны и церкви. Его никто не устраивает: ни папа, ни я, ни законы. Разве не я приговорил его книги к публичному сожжению? Разве не от меня он бежал в Швейцарию?