Ева, конечно, ничего не поняла, но послушно поднялась с кушетки и ушла.
Так началась его новая жизнь! Он прыгнул, но до озера не долетел, а завис в воздухе, слабо понимая, как такое может быть. А потом вдруг очнулся… Внешне это напоминало пещеру, в которой проводился светский прием. Дамы в легких струящихся платьях, на головах некоторых – блестящие камни разных цветов – либо в виде диадемы, либо свисающие на лоб. Все с открытыми плечами – несмотря на жуткий холод (сам Роман уже продрог до костей). Мужчины – во фраках и бабочках, на некоторых – черные мантии. Детей здесь не было. Странные козлоногие официанты разносили бокалы с дымящимся вином (вином ли?) на подносах из чего – то белого, похожего на кость. Никто здесь, несмотря на его внешний вид, спустя несколько часов с момента его купания в луже, ставший еще ужасней, над ним не смеялся. Наоборот, на него поглядывали с любопытством.
– Смотри, какой красавчик! Не то, что все предыдущие, – сказала одна дама на ухо другой. Что эти наряженные высокомерные дамы могли в нем найти, Рома не представлял. Робко он заглянул в фонтан посреди зала – пещеры, и посмотрел на свое отражение: мокрые волосы, некрасиво взлохмаченные, лицо все в угрях, глаза маленькие и глубоко посаженные, а в них – отчаяние и безумие. Худощавый, хоть и высокий, весь нескладный. И главное – ни капли обаяния…. Эти мысли занимали его сейчас куда больше, чем происходящее вокруг. Как он оказался в этой пещере, кто эти люди вокруг, почему они нисколько не удивляются его внезапному появлению? И почему всему этому не удивляется он сам?
– Это всего лишь сон, – сказал Рома, глядя на свое отражение в фонтане. – Разумеется, это сон. Или галлюцинация от того, что я упал и ударился. И все же – почему я даже во сне так некрасив? Ах, можно бы было добавить хоть по капельке красоты и обаяния!
Дальнейшее Рома помнил плохо. Вроде бы вода в фонтане пошла рябью, и от этого показалось, что отражение в воде весело ему подмигнуло, при этом обрызгав его ледяной водой. Странно, но Роме сразу же стало теплее. Далее козлоногое существо угостило его дымящимся напитком в серебряном кубке, а прелестная рыжая русалка, усевшись на край фонтана, пела для него жалобную песню на непонятном языке. Ему нравилась и сама русалка, и ее песня, и ее руки, гладящие его по волосам и по лицу. Но, пришлось ее покинуть, так как двое козлоногих уже вели его в другой зал, где абсолютно голые нимфы танцевали ему и для него. Потом, будто бы, сам собой исчез и этот зал, и Рома оказался в другом – холодном и мрачном. Он стоял в центре зала возле большого камня (казалось, что этот камень – близнец того, об который недавно запнулся Рома). Камень был мокрый, словно после дождя, а на его поверхности Рома разглядел множество темных, едва различимых рисунков: луна, звезды большие и маленькие, руки, соединенные в рукопожатие и многое другое. Затем он оглядел тех, кто стоял в зале вокруг камня и него самого. Многих из них Рома знал. Здесь были некоторые преподаватели, большинство из которых Рому любили (ему иногда казалось, что даже оберегали). Были несколько сверстников – студентов – с ними у него были нейтральные отношения. Много незнакомых людей. Все они – кто – то с надеждой, кто – то с грустью, а кто – то и с открытой ненавистью – смотрели на него. Затем в центр зала вышел пожилой мужчина с серьезным сосредоточенным лицом. Рома уже много раз его где – то видел, но где – никак не мог вспомнить. По взволнованному гулу в зале Роман понял, что старик здесь главный, что его здесь любят… и боятся!
Итак, трясущейся старческой рукой старик указал на Рому и приказал ему:
–Встань на колени на камень, мой мальчик! Сегодня ты становишься одним из нас – хранителем. Каждый из нас отвечает за…
Дальше Рома уже не слышал. Он потерял сознание.
По годами вытаптываемой студентами тропинке к училищу идет Рома Мордвинов. Как обычно – к трем часам. В это время заканчиваются занятия у королевы красоты – Натальи. Он идет по еще не успевшим высохнуть после вчерашнего дождя лужам. На нем все та же смешная вязаная жилетка, все те же старые ботинки. Нос его хлюпает, а голова болит. Но что – то вокруг него изменилось. Окружающие вдруг стали заискивать перед ним, одногруппники – наперебой приглашать сесть за их стол в столовой, а преподаватели – когда он отвечал у доски, практически заглядывали ему в рот, ловя каждое слово.
Нет, изменилось что – то не вокруг, а в самом Роме. Он будто чувствовал в себе дремавшую до этих пор силу (а была ли она вообще?), будто из закомплексованного Ромы Мордвинова он превратился в молодого тигра. Походка стала пружинистой, взгляд – уверенным, цепким, смеющимся. Если бы его прямо сейчас, сию минуту, попросили исполнить монолог Гамлета на сцене битком набитого зрителями театра, он бы сделал это легко, изящно, одной репликой заставив публику рыдать, а затем бы снисходительно вышел на бис…