– Наташа, я не люблю тебя. Нам надо расстаться.
– Но почему? – удивилась она.
– Почему я тебя не люблю? – голос Романа стал резким. – Потому что сердцу не прикажешь. Почему я бегал за тобой несколько лет? Потому что ты тогда была королевой. А сейчас? Сейчас, когда я тебя добился, ты всего лишь жалкая собачонка, бегающая за мной по пятам. Прошу тебя, только не устраивай публичных сцен, а лучше совсем уезжай отсюда. Так будет лучше для всех…
На этих словах голос Романа дрогнул. Он ненавидел себя, ненавидел всей душой за эти слова, но понимал, что это единственный выход. Договор с Хранителем был таков: Наталья должна уехать. «Она все забудет. Почти все… – говорил Хранитель, когда они остались с Ромой наедине. – Она еще встретит кого – нибудь, еще устроит свою жизнь. Здесь, вблизи озера, зная о нашем секрете, она оставаться не сможет». «А если она все забудет, – настаивал Ромка. – Вы же можете сделать так, что она все забудет, но останется здесь! Я не хочу причинять ей боль…». «Ты уже причинил боль. Двоим. Троим, если считать тебя самого. А здесь, рядом с камнем – она очень быстро все вспомнит, даже если стереть ей память. Ты должен сделать так, чтобы она уехала. Ради нее. И ради нас».
Наташа жалобно смотрела на Рому.
– Уходи, Наташа. Прошу тебя.
Наташа, всхлипнув, поднялась. Медленно, покачиваясь, прошла несколько шагов. Затем вдруг побежала. Возле камня она вдруг запнулась.
«Ну же, – подумал Рома. – Если она упадет на камень, если ее кровь коснется камня, быть может, это все исправит! Быть может она станет хранительницей, и ей незачем будет уезжать. И не зачем будет врать ей…».
Но она не упала, а лишь со злостью пнула этот чертов камень, и побежала дальше. На следующий день Наташа уехала из города.
Роман.
На душе у Романа еще никогда не было так гадко. Он сидел в дворницкой сторожке и уныло рассматривал Главного Хранителя. Вместо чая они сегодня пили коньяк.
– Объясните мне, почему я должен был это сделать?
Хранитель грустно поглядел на Рому.
– Если бы она осталась здесь, она – рано или поздно все вспомнила бы. А это поставит под угрозу весь наш мир. К тому же опасно было бы оставить их двоих рядом, мало ли что еще придет в голову Надэль. Правда, ты мог бы и не заступаться за русалку…
– Не мог. Я не смог бы. Она поступила плохо, желая убить Наташу. Но…. Но ведь это все из – за меня! Это была истерика влюбленной женщины…
Старик при этих словах ухмыльнулся.
– Но ведь она необычная женщина?
– Да чего там необычного! Ну, хвост, ну – поет хорошо…. Она меня любила, я не простил бы себе, если бы ее казнили.
– Ты ведь знаешь, Ромка, что ты мне теперь как сын. Стал как сын, за один только месяц. Хотя, честно сказать, я приглядывался к тебе несколько лет. А Надэль я знаю уже лет шестьдесят. И люблю ее, как родную дочь. Непутевую, порой легкомысленную, но все же добрую и искреннюю, всегда зрящую в корень дочь. Я как мог смягчил наказание. Ради вас обоих.
– Как она?
– Как…. Плачет уже три дня. С отрубленным пальцем и обрубленными волосами. Молчит и плачет столько, что ее слезы скоро затопят весь бальный зал. И не поет. Возможно, и никогда уже не запоет…Что – то сломалось в ней.
Старик с надеждой посмотрел на Рому.
– Сходи к ней, а? Может она с тобой заговорит? – он вздохнул. – Иди, ты нужен ей. А за остальное не переживай, на ее красоту поклонники найдутся.
Роман послушно встал и вышел, так и не поняв, к какой из двух женщин относится последняя фраза. И все же уже у двери он обернулся.
– Хранитель! А почему мне не назначили никакого наказания?
– Твоя совесть – вот твое наказание. Я знаю, она у тебя есть. И она будет мучить тебя всю твою оставшуюся, очень долгую жизнь. Ты не смог справиться с данной тебе силой – и за месяц сделал несчастными сразу двух женщин. А сумеешь ли ты сделать счастливой хотя бы одну?
Надэль сидела в фонтане, прислонившись лбом к его каменному боку. Лицо ее было безжизненно, кожа бледна, а волосы, обрубленные топором, ужасно взлохмачены и все еще испачканы кровью.
Рома сел на край фонтана.
– Прости меня, – еле слышно сказала она. – Я – ревнивая дура. Я испортила жизнь и себе и тебе. И ей! – из ее глаз вновь полились слезы, и Роме стало безумно ее жаль. Он погладил ее по голове, а затем, нагнувшись, поцеловал в лоб.
– Я хочу проверить, какими талантами ты меня одарила. Ты доверяешь мне?
– Да, – тихо всхлипнув, прошептала Надэль.
– Тогда садись на край фонтана и закрой глаза. Только не открывай, пока я не скажу.
Надэль послушно села и закрыла глаза. Роман, нежно окутав ее покрывалом, достал ножницы и начал стричь. Видимо, Надэль все же, по полной наградила его талантами, так как получилось хорошо. Закончив, он взял в руки зеркало и спросил: