Вера ничего не ответила, лишь зыркнула на демагога недобрым взглядом. Обиду пришлось проглотить.
Как ни странно, Виктор больше Вере не хамил. Одного раза оказалось достаточно, чтобы та усвоила, где ее место. Вера вела себя примерно и не лезла на рожон. Конура на улице Де Лаборде в придачу с ее хозяином отнюдь не была ее мечтой, но в качестве перевалочного пункта вполне устраивала. К тому же, отпала необходимость продавать себя в дешевых кабаках ради еды. Надо отдать должное Виктору — на продуктах он не экономил и позволял Вере питаться со своего стола. Со временем любовники стали почти друзьями. Они прекрасно чувствовали и понимали друг друга, и друг другу же не доверяли.
Однажды Виктор сказал Вере: — Тебе пора выходить на работу. Хватит на моей шее висеть.
Сказал, как отрезал — его слова обсуждению не подлежали.
Против ее ожидания, Вера в борделе не оказалась. Виктор ее устроил в очень даже приличное место. Это был особняк на окраине города богатый и престижный, такой, какой жил в ее грезах.
— Хозяин холостой? — поинтересовалась Вера.
— И думать забудь, иначе вылетишь со свистом.
Владелец особняка, действительно, оказался холостяком, вернее, вдовцом. Статный, солидный, преклонный. Иван Арсентьевич помнил свое происхождение и любил окружать себя всем русским, поэтому прислуга у него могла быть только русская. Виктора он держал в помощниках исключительно из-за его славянских корней. Малый с блуждающими глазами сначала старику не понравился — как Виктор не старался выглядеть достойно, в его манерах проскальзывало дурное воспитание, а это Иван Арсентьевич очень не любил. Но Виктор хорошо говорил по-русски, что сыграло в его пользу.
Вера пришлась ко двору. Она не промахнулась с выбором роли — милая улыбчивая простушка, ко всему прочему, ловко справлялась с несложными обязанностями горничной. Вечерами Вера развлекала старика рассказами, преимущественно, о жизни в России — все, как тому нравилось.
Все-таки, Вера не могла изменить себе: в ее планах значилось стать, не больше не меньше, хозяйкой этого шикарного дома. Сценарий стандартный: выйти замуж, затем овдоветь. Она считала, что так долго, как Иван Арсентьевич не живут — старик задержался на этом свете только для того, чтобы жениться на ней. Почему-то охмурять будущего мужа у Веры не получалось. Она злилась на себя из-за непонятно откуда берущегося оцепенения, в то время, когда действовать сам бог велел. Из всего арсенала прожженной соблазнительницы Вере давалось лишь скромное кокетство в сочетании с фривольными нарядами. Но ни того ни другого объект словно не замечал. Своим равнодушием Иван Арсентьевич едва не довел Веру до комплекса неполноценности.
«Но почему?!», — спрашивала себя Вера. — «Чем я ему не хороша? Не в его летах пренебрегать молодыми привлекательными женщинами. Либо он полный кретин, либо сволочь», — сделала она вывод.
Потом Вера не раз поблагодарила судьбу за то, что старик не проявил к ней ни малейшего внимания. На ее извилистом пути к роскоши, похоже, появился нужный ей человек. Молодой, привлекательный, перспективный и неженатый. Анатоль приходился хозяину особняка внуком и был единственным наследником его имущества.
Вера переориентировала свое внимание на более интересный объект. Ее предприятие имело успех: молодой человек довольно быстро увлекся хорошеньким, по-детски наивным созданием.
* * *Спустя годы, наконец, обретя не бог весть какое постоянное пристанище на окраине Парижа, Катерина-Юнона часто вспоминала ушедшее беспокойное время, выпавшее на ее молодость. Вырвавшись с Ванечкой из страны Советов, она спасла тем самым себе и ему жизнь. Позади остались страх и ожидание неизбежного ареста, так знакомые Полине. В этом кухарка — Катя повторила судьбу своей подруги дворянского происхождения. Только Полина опустила руки, не верила, что может противостоять обстоятельствам. Катерина, боец по натуре, привыкла идти до конца. Она сделала все, что могла и не могла — всеми силами цеплялась за жизнь, и выторговала у смерти отсрочку для себя и для ребенка. Они скитались сначала в Польше, затем в Чехии, примкнув к группе советских эмигрантов. Их было пятеро: преподаватель химии Марк Зильберман с супругой Рахиль, жена расстрелянного белогвардейца Алевтина и сестры — студентки, сбежавшие прямо с институтских занятий, спасаясь от ареста. Жили впроголодь в какой-то трущобе. Из всех самая неприхотливая и привычная к походным условиям, Катерина чувствовала тяготы отвратительного быта, что уж было говорить об остальных. У Рахиль обострилась астма и через год она умерла. Больше всего Катя боялась за Ванечку, но мальчишка оказался крепким и вопреки ужасным условиям почти не болел. Так он и вырос, кочуя по баракам чужих стран, впитывая их нравы и языки. Ваня Роллер почти не говорил по-русски, зато знал чешский, польский, немного немецкий и лучше всего французский, потому, как во Франции жил с десяти лет. Он во всем помогал Катерине, которую считал матерью, хотя та не скрывала его происхождения. Катя хотела, чтобы Иван знал, кто его родители, и очень сокрушалась, что мальчик не носит фамилию Ипатовых. Впрочем, Иван по этому поводу ничуть не переживал: единственным воспоминанием, связанным с родителями была фольга от конфеты, что отец подарил на рождество. Ни отца, ни конфету он не запомнил, а вот фольга почему-то врезалась в память. Существовала еще одна связь между ним и Ипатовыми. Какая именно, Катерина не называла, но постоянно говорила о ней в будущем времени: «Придет время — узнаешь», — обещала она.
* * *