- Водицу эту не расплескай, смотри! Приготовь возлюбленному своему ужин, и в вино долей зелье. И клок волос не забудь состричь с него, иначе все чары насмарку пойдут!
Живорода протянула Бажене маленький хрустальный пузырёк.
***
- Что-то он не дюже разговорчив! - Прохор указал подбородком на бородатого старика.
- Русак-то? Да он как дочку свою единственную потерял, так совсем умом тронулся. Раньше старостой нашим был, а теперь люд только пужает.
- Дык а что за проклятие эдакое? Почему на речку не велит он ходить? - спросил Прохор.
- Страшные вещи творятся там, с тех пор, как дочка Русакова утопилась. Она-то любила безумно Блажка-кузнеца. И однажды застукала его с Матрёной. Вот стыдоба-то была обоим. Особенно Матрёне - пока мужа у неё не было, а она под мужика женатого легла. Но не суждено было Матрёне мужа себе найти. Бажена заколола её ножом. А потом муженька кокнула. И сама пошла к реке и руки на себя наложила. Русак тогда и сошёл с ума совсем. А раньше хороший мужик был.
- И началась с тех пор жуть всякая твориться! - продолжил рассказ другой парубок. - Кто к реке в ночи пойдёт - ещё никто не вернулся назад. И вой страшный оттуда ночами слышится всегда. Жуть просто! Люди говорят, что чудище там страшное завелось. Проклята теперь река, в которой утопленницу нашли. У чудовища того рога - вот такенные! И глаза красным огнём сияют. А коли взглянёшь ему в глаза - то попадёшь под власть силы бесовской. Вот так-то!
- Так а кто рассказывает? - спросил Прохор.
- Да люди разные, говорю же.
- Так никто же ещё не возвращался оттуда живой!
- Да ну тебя, придира. Давайте лучше ещё по чарочке!
Выпили, закусили огурчиком солёным. А потом и песню не грех запеть:
Эх, ты ночка дивная,
Душу мне заполонила,
Эх, дорога длинная,
Жизнь солдатскую сгубила...
Пели, и плясали. А потом все спать уложились, а Прохор знал своё дело. Открыл глаза посередь ночи и вышел тихо на улицу. Не охота ему было обходить много вёрст. Вот и отвязал он тайком лодку.
Сделал несколько ударов веслом. А на реке - тишина гробовая. Ни лягушки тебе, ни комара. Только этот жуткий крик! Прохор начал грести всё быстрее, чтобы поскорее попасть на сушу. Зря не послушался совета Русакова! Да только поздно возвращаться теперь. Уже середину реки переплыл.
Тут из воды показалась голова девичья, а потом и грудь оголённая.
- Поцелуй меня! Поцелуй!
Девушка вытащила руку из воды, и начала залазить в лодку. А Прохор всё сидел, как завороженный. А потом показался и рыбий хвост.
- Поцелуй меня! Я же вижу, что нравлюсь тебе, поцелуй!
Прохор уже сложил губы в трубочку и тянулся к русалке, но тут опомнился:
- Нет! Сгинь, нечисть!
Русалка открыла рот, в котором красовались острые клыки. Она накинулась на парня. Тот пытался сбить её с себя веслом, но это было не так-то просто. А проклятая утопленница уже почти прикоснулась губами к его губам.
Если русалку поцелуешь - до утра не доживёшь. Так всегда бабка рассказывала Прохору.
Он всё уворачивался от её губ.
- Поцелуй!
Тут он невольно прикоснулся к ней. И она потащила его в воду.
Раздался выстрел. Лицо Бажены исказилось в жуткой гримасе. Она схватилась за окровавленную грудь и нырнула.
Сзади лодки Прохора на воде стоял плот. А на нём Русак.
- Должен был давно я сделать это, чтобы беду от деревни отвести. Серебряная пуля любую нечисть берёт. Да только никак не мог решиться. Дочкой же, всё-таки, была когда-то. Я так и знал, что ты ослушаешься меня! А предупреждал ведь!
- Ты спас меня! Должен я тебе во век! Чем могу отблагодарить тебя, Русак?
- Всё мне напоминает о дочке в Выселковке, не хочу больше тут жить. Возьми меня с собой, Порфирий!
- Хорошо, так тому и быть!
Так нашёл себе Прохор верного товарища в своём непростом пути.
5. Лесные разбойники
Опускались сумерки. Прохор изредка поглядывал на Русака, но вслух ничего не комментировал. Поди, непросто-то убить дочь родную. Хотя, товарищ его храбро поступил. А сам Прохор смалодушничал. Увидал перемены в Ясмине, и сбежал, с глаз долой. А она звала, кричала ему вслед. До сих пор звенит в ушах её голос. Ну, да ничего! Поплатится Боеслав-воевода ещё за грехи свои. Кровью умоется за каждую слезинку, что упала с глаз любушки.
Обычно двое угрюмых людей не сходятся характерами. Тем более Русак в деды годился возрастом парубку. Но пережитое горе сблизило их. Прохор-то и раньше не был весельчаком знатным, всё чаще слушал, чем говорил. Но после гибели Ясмины совсем замкнул душу на замок. Да и Русак думы горькие думывал, вспоминая Бажену. Нет, он ни слова не проронил о погибшей дочурке, но разве Прохор не догадывался? Разве не видно было по лицу старикову, что тяжко ему даётся жизнь теперешняя?