Она внимательно осмотрела Лану и протянула ей чёрную шёлковую полумаску.
— Надень это, милочка. Не надо, чтобы тебя все видели.
Девушка понятия не имела, отчего её не должны видеть, но маску взяла. В этом было что-то неожиданно романтическое.
Хозяйка деловым тоном уточнила.
— Господа уже собираются. Осталось дождаться последних. Как только все будут на месте, я проведу тебя к ним в алую комнату. А пока придётся немного подождать. Иди за мной.
Она довольно прытко для своего возраста и комплекции засеменила вверх по лестнице. Лана последовала за ней.
Лестница оказалась неожиданно длинной. По подсчётам девушки в здании было не меньше шести этажей. По дороге им несколько раз встречались молодые и довольно легкомысленно одетые женщины, переговаривавшиеся о чём-то на площадках. Увидев приближавшуюся хозяйку, они замолкали и провожали Лану пристальными и любопытными взглядами.
На самом верху дама открыла небольшую крашеную дверь и провела Лану в удивительно бедную и пыльную комнату. Девушку поразил контраст между простой, но весьма солидной и основательной отделкой лестницы, и затрапезностью этого места. Голые кирпичные стены были когда-то наскоро выкрашены, но уже напрочь запылились, многие стёкла потрескались и кое-где повыпадали из рассохшихся переплётов. Если бы не наглухо закрытые ставни, в комнате бы зверски дуло. Всю обстановку помещения составляли выставленные рядами серые металлические койки с соломенными матрацами и два весьма пожилых и ободранных комода.
— Подождёшь здесь, — констатировала дама и вышла, закрыв за собой дверь; Лана отчётливо расслышала, как щёлкнул ключ.
А вот теперь ей стало немного не по себе. Попросту говоря — страшно. Осторожно, на цыпочках, подойдя к двери, она попробовала её открыть. Безуспешно. Осмотрев окна, Лана быстро убедилась, что ставни крепкие и тоже заперты. В дальнем углу комнаты обнаружилась ещё одна дверь. Но она была не то, что заперта, а аж заколочена крест-накрест досками.
Девушка в задумчивости прошлась вдоль комнаты. При внимательном рассмотрении на кирпичных стенах обнаружились выцарапанные чем-то острым надписи. Глубокой осмысленности они не несли, и состояли в основном из слов, которые Лана почти все, конечно же, знала, но впервые наблюдала, так сказать, в записанном виде. Её удивило, что многие из них на самом деле писались не так, как ей казалось были должны, исходя из звучания. Впрочем, борейская орфография всегда отличалась изрядным числом специфических особенностей, вызывавших нескрываемую ярость многих поколений школяров и столь же нескрываемую гордость тех, кому, в конце концов, удалось вызубрить все эти сводки правил и длинные таблицы исключений. Из нацарапанного на стенах выходило, что печатной частью словаря эти таблицы далеко не ограничивались…
Закончив изучение письменного наследия прежних обитателей комнаты, среди которого обнаружилось даже несколько кратеньких вирш, и пара банальных, но вполне логичных умозаключений, Лана опустилась на одну из коек и задумалась.
Из этих, если честно довольно бесплодных, раздумий её вывели зазвучавшие совсем рядом голоса. Они доносились из-за заколоченной досками двери. Лана осторожно подошла ближе. Беседовали две женщины. У одной был бархатистый, довольно низкий, голос, вторая едва заметно шепелявила.
— … этот Ягмунт совсем рехнулся.
— А с виду вполне приличный человек.
— С виду приличный, а на самом деле… ты знаешь, что он мне предлагал?
— Фто?
Дальше Лана расслышала только невнятный шёпот.
— Во даёт! А ты?
— Конечно, я его послала. А он нажаловался мадам, и меня оштрафовали на недельный заработок. Вот козлина…
Звон умывальника, плеск воды.
— Опять заходил тот малый. Ферзлер.
— Один? А то профлый раз он был с каким-то другом. Совсем шальным. Такое впечатление, что его полгода без женщин держали… в тюрьме, небось, сидел.
— Мож просто денег не было?
— Не знаю. Но ошень мне не понравился. У меня уже чутьё. От таких, как этот Ферзлеров дружок, надо держаться подальше. Дольше проживёшь.
— А мне показался нормальным…
— Не, он того, с манерами человек. Но вот глаза. Они всегда выдают.
Стукнуло что-то деревянное, похоже на створку шкафчика. Снова зажурчала вода.
— А что сам Ферзлер?
— Вавный стал как генерал. Деньгами сорит. Надувает щёки и намекает, что теперь с большими людьми на дружеской ноге… придурок. Будто мы здесь больших людей сами не видели.
— Ты держись от него подальше. Высокий шкаф громче падает. Сейчас он с большими людьми на дружеской ноге, а завтра, глядишь, его из канала с петлёй на шее вылавливают. Знаем, видели.
— Та ладно… Кому он нужен? Дай полотенце.
— Вот, возьми. Ты не говори. Видала, сколько важных господ к нам сегодня понаехало?
— И что?
— Что-что, а то, что они все сидят и чего-то ждут. Не иначе замышляют… Да ещё мои знакомые в квартале говорят, что Брадобрей что-то серьёзное задумал, людей ищет. Опять же мадам не просто так лишних костоломов на каждом входе поставила. Вот помяни моё слово, неспроста это…
Снова хлопнула дверца, зазвучали удаляющиеся шаги и голоса стихли.
Лана тихо отошла к койке и повторно задумалась.
Она уже почти дозрела до идеи обыскать ящики комодов на предмет чего-нибудь дверевзламывающего, режуще-колющего или хотя бы просто тупого и тяжёлого, когда в замке щёлкнул ключ. Девушка подскочила и инстинктивно попятилась. Однако в дверях была только хозяйка.
— Пора, милочка, идём.
Лана сглотнула и ещё чуть попятилась.
— Не бойся. Они тебя не тронут. Они только хотят посмотреть. Всё будет хорошо.
У хозяйки явно был дар убеждения. Или склонность к гипнозу… Лана действительно слегка успокоилась и покорно вышла из комнаты.
Теперь они шли вниз, а потом в одну из боковых дверей. Девушку снова потряс контраст. За дверью оказался просторный холл, от обилия позолоты и хрусталя в котором резало глаз. Бархатные гардины, рельефно-тканые портьеры, расписные вазы с неизвестными Лане тропическими цветами и растениями, полированная инкрустированная мебель и мозаичные зеркально-гладкие полы с пышными коврами — ничего подобного она никогда раньше не только не видела, но даже и вообразить себе не могла. На какое-то мгновение она забыла, что должна куда-то идти и просто брела, раскрыв рот и глазея по сторонам.
— Нам нужно торопиться, — напомнила златозубая дама, мягко, но решительно, направляя девушку в правильном направлении.
Они прошли через двустворчатую лакированную дверь и оказались в просторной комнате с эркером, основной деталью обстановки которой была исполинская кровать под огромным балдахином, занимавшая чуть ли не треть помещения. Кровать, балдахин и вся отделка были различных оттенков красного цвета — от винных, до светло-алых. Вокруг кровати, на мягких плюшевых стульях расположилось несколько человек. Судя по одежде — очень важных. Когда они с хозяйкой зашли, на редкость крупный бородатый мужчина в чёрном, вышитом якорями и галуном мундире, как раз выговаривал стоявшему у стены человеку со шрамом на щеке.
— Вы должны были устранить лишних свидетелей, Асторе…
— Он привёл с собой бандитов. Дело бы закончилось резнёй…
— Это не мои проблемы.
— А объяснять шуцманам происхождение дюжины трупов?
— Вот это уж точно ваши…
Однако, заметив вошедших, они сразу оборвали перепалку. В комнате повисло напряжённое ожидание.
— Покажите нам её лицо, мадам Фаустина, — распорядился до поры молчавший толстяк в тёмном однотонном костюме и вишнёвом жилете.
Хозяйка профессионально ловким движением сняла с девушки шёлковую полумаску.
Сидевшие взволнованно загудели.
— Поразительно…
— Не уверен, что получится…
— Поверьте, немного грима…
— Они заметят…
— Никто не будет рассматривать вблизи…
— Вы были правы, господин Крапник, — огромный бородач во флотском мундире чуть поклонился толстяку, — сходство действительно велико. Ваша идея может сработать.
— Мы же вам говорили, гросс-адмирал, — заметил какой-то молодой человек из заднего ряда.
— Проверка никогда не бывает излишней, господа… никогда.
Лана тем временем внимательно разглядывала сидевших. Толстяк впереди слева — видимо тот самый господин Крапник. Русобородый великан в чёрном мундире — какой-то важный моряк. Правее благообразный господин с огромными седеющими бакенбардами и пышным шёлковым платком спадающим на грудь. Добродушно улыбается. У него ярко-синие глаза и лучистые морщинки вокруг. Кажется, она его уже видела раньше, на старом маяке, но может это был и не он. Правее всех в первом ряду — старик похожий на грифа из учебника биологии. Худой, костлявый, почти лысый. Нос с горбинкой и монокль. Тощая морщинистая шея торчит из кружевного белого воротника, ещё больше усиливая сходство со стервятником. Этого она точно раньше не видела — такого не забудешь.