— И вы с ней того-этого… Во сне?
— Вроде. Не помню…
— Она красивая?
— Очень.
— Ладно, я пошла, — сказала Даша, вставая со стула и засовывая в сумку заполненные анкеты.
А он запоздало вспомнил предостережение умной мамы из старого советского фильма: когда делаешь предложение одной женщине, не вспоминай о другой. Предложение он ей, правда, не делал, но понял, что хочет. Очень. Не руки и сердца, конечно…
— А хочешь, я еще за пивом сгоняю? — с замиранием в сердце предложил он.
— Нет. Мне нужно работать.
— Да разве это работа?
— Тогда мне нужно пойти и уволиться, — резковато отрубила Чуб.
— Ну, с этим ты точно не опоздаешь, — мягко сказал он. — Ты прости, если что. То был просто дурацкий сон. Сама говорила: иногда такое приснится… И не поймешь отчего. Так как?
Он почувствовал, что ее попустило — она улыбнулась и сразу простила. Она была совсем рядом — лишь протяни руку Невыносимо реальная, желанная и такая близкая. Ее глаза смеялись, в них было написано, что он тоже понравился ей и она не намерена это скрывать.
— Ладно, беги за пивом. Вернешься, продолжим… — многообещающе сказала Даша.
— Сию минуту!
Руслан выскочил из квартиры.
Как только за ним захлопнулась дверь, Чуб вздрогнула, явственно ощутив мучительный холод, идущий от существа, стоящего у нее за спиной.
В Башне Киевиц на Ярославовом валу, 1, было тихо.
«Ши-ирк!» — сухо перевернулась страница — и вновь тишина.
Маша Ковалева сидела за столом над ворохом книг и конспектов. Пристроившаяся на спинке дивана вернувшаяся с прогулки белая кошка Белладонна тихо мурчала. Тихо-тихо падал снег за окном. И больше всего Маше хотелось, чтобы никто и ничто не нарушало эту почти идиллию… Но внезапно рука Маши, потянувшаяся было к очередной тетради, остановилась в воздухе.
Дом, проведать который она послала Дашу, опять звал ее.
Или не тот дом? Иные голоса?..
Было трудно понять, откуда идут они. Но их было много. Она различала лишь обрывки беседы.
— Скоро… еще одна смерть… прямо на праздник…
Мужчина говорил на древнегреческом, но она понимала слова.
— Кто-то должен спасти его…
— Тот, кто полюбит…
— Он умрет… Так же, как и она…
Пару минут Маша сидела как статуя, боялась пошевелиться, издать ненужный шорох — заглушить и без того еле слышную речь.
Но голоса вдруг угасли. И как она ни старалась, Киевица не могла понять, откуда они пришли к ней.
— Кто здесь? Я — Киевица…
Чуб резко обернулась, замахиваясь одновременно обеими руками, и встретилась лицом к лицу с Киевским Демоном — господин Киевицкий стоял в углу у окна, отстраненно сложив руки на груди.
— Приветствую вас, Ясная Пани, — сказал он.
— Ты чего здесь? — удивленно спросила Чуб.
— Мне показалось, что вы, уважаемая Дарья Андреевна, намерены вступить в связь с первым встречным.
— А почему бы и нет, если он мне понравился? — отрубила она, отметив, однако, что Демон никогда раньше не величал ее «уважаемой». Хоть было и не ясно, о чем свидетельствовала сия перемена — об уважении или крайнем его раздражении.
— Потому, — сказал он, — что с недавних пор все на Киеве знают вас как мою будущую жену.
— И что из того? — вопросила она, превосходно понимая: ответом на вопрос было само его появление здесь. — Так что мне теперь вообще ни с кем не спать никогда?! — возмутилась Землепотрясная Даша. — Я сделала тебе предложение потому, что хотела спасти. И готова выйти замуж, раз надо. Но чем-чем, а целибатом за твою жизнь я платить не готова.
— Я не просил вас ничем платить, — сухо заметил он. — И не намерен оплачивать свою жизнь позором. Уверяю вас, она мне вовсе не так дорога.
— Ясно, — прочирикала Чуб. — Не стоит благодарности. Это была такая мелочь, спасти тебе жизнь…
Демон бесстрастно посмотрел на настенные часы:
— Я не неволю вас ни в чем, моя Ясная Пани. Достаточно вам, не сходя с места, сказать: «Я отказываюсь брать его в мужья», — и вы снова будете свободны…
— А ты казнен? Я купила твою жизнь за свою свободу! — Даша вдруг ощутила приступ отчаяния. До сего дня она не понимала, в какой логический угол загнала себя.
— В противном случае, — он не собирался вступать с ней в споры — он словно не слышал ее, — у вас есть всего пять минут, чтоб уйти. Ваш друг скоро вернется…
— Хорошо, я уйду! — сказала Чуб, чувствуя, что заводится с каждым словом оттого, что не знает, как ему возразить, чуть не плача от осознания, что угодила в ловушку собственного подвига. — Но мы еще поговорим об этом!..