С момента начала сбора статистики не было ни одного года, когда демографы не отмечали бы этого разрыва в продолжительности жизни между Россией и остальной Европой. В конце XIX века средняя продолжительность жизни в России была около 32 лет, тогда как во Франции она составляла 47 лет[87]. Уровень смертности, измеряемый через общий коэффициент смертности (количество смертей на тысячу жителей), может совсем иначе проиллюстрировать тот же факт. На рубеже XIX и XX веков во всем мире характер смертности отражал трудности борьбы с болезнями до появления современных лекарств и эффективных программ охраны здоровья населения. Для сравнения: сегодня общий коэффициент смертности варьируется почти от 9 случаев на тысячу человек в США до 18–21 случая на тысячу в наиболее безнадежных регионах развивающихся стран мира[88]. К началу Первой мировой войны даже самые преуспевающие страны Европы не достигли подобных показателей. Однако в общем и целом уровень смертности снижался. Например, во Франции коэффициент смертности упал с 22,4 случая на тысячу человек (средний показатель для четырехлетнего периода с 1876 по 1880 год) до 19,2 случая на тысячу человек (средний показатель за аналогичный период с 1906 по 1910 год)[89]. В те же годы и Россия могла похвастаться снижением уровня смертности: с 38 случаев на тысячу жителей в начале 1870-х годов к первому десятилетию XX века (1900–1913) коэффициент смертности упал до 28, продолжая, однако, оставаться самым высоким в Европе[90].
Для объяснения российской плачевной статистики выдвигалась масса гипотез. Современные расчеты – например, те, что были сделаны математиком Владимиром Школьниковым, – отличаются взвешенностью и осторожностью: они структурированы по возрастным когортам и рассматривают, в частности, точный показатель распространенности насильственных смертей среди молодых мужчин, относительную вероятностью того, что тот, кто не умер от сердечно-сосудистого заболевания, позднее умрет от рака, или сравнительную эпидемиологическую ситуацию во Франции и США. Основные выводы, к которым приходит Школьников, действуют отрезвляюще: недавний кризис в области состояния здоровья населения в России явился результатом как долгосрочных, так и краткосрочных тенденций. Среди последних следует отметить личные привычки, из которых складывается культура: пищевые привычки, употребление алкоголя, курение, – а также социальные проблемы, например плачевное состояние системы здравоохранения и некачественное жилье. Что до краткосрочных тенденций, то речь шла о резком увеличении числа насильственных смертей в начале 1990-х годов, в том числе самоубийств. Растущий уровень преступности, страхи относительно будущего и нищета – вместе все эти факторы создали ситуацию, при которой в момент одного из важнейших исторических переломов в истории России абсолютный размер ее населения фактически сокращался.
Несмотря на большой объем статистической информации и обширные, подробные данные, которыми могут пользоваться современные демографы, точные причины недавнего кризиса остаются до конца невыясненными. Смертность в предшествующие десятилетия, не говоря уже о XIX веке, представляет собой еще более трудную для понимания проблему. У российских демографов конца XIX и начала XX веков не было доступа к полной или точной информации о предмете. Даже те заболевания, от которых умирали жители исследуемых территорий, подчас были обозначены в весьма сомнительных, малоупотребимых или расплывчатых терминах. Записи актов гражданского состояния, фиксировавшие смерти, составлялись на основании самых что ни на есть сырых, приблизительных отчетов: они не полны и освещают ситуацию только в части империи (например, в них не были включены данные по Сибири)[91]. Приходской священник, часто обладавший лишь зачаточными познаниями в области медицины и вооруженный верой в волю божью, которая практически не оставляет места научному взгляду на мир, подчас оказывался единственным человеком, который мог на месте засвидетельствовать смерть, заполнив все нужные бумаги. Среди объяснений причин смерти, которым отдавали наибольшее предпочтение эти господа, нередки упоминания судорог и смерти от старости. Некоторые другие заболевания в их перечнях больше смахивают на моровую язву из мифов и легенд. Среди регулярно встречающихся диагнозов, например, несколько видов тифа различных цветов, с пятнами или без, и недифференцированные лихорадки и горячки[92]. Демограф, который наблюдал, как в один из вечеров я, вооружившись словарем, сражаюсь с этими диагнозами в архиве, расхохотался: “Англичане, может, от них и не умирают, но это не значит, что таких болезней не существует”.
88
Эти показатели относятся к странам так называемой Черной, или Тропической, Африки и Афганистана соответственно.
89
Gildea R.
90
Новосельский С. А.
91
В 1912 г. Пироговское общество, профессиональное объединение российских врачей, обсуждало доклад об этой проблеме. Подробнее см.: Маркузон Ф. Д. “Санитарная статистика в городах дореволюционной России” //